Тоннель призраков
Шрифт:
— Давайте пересядем в другой ряд, — предложил Дронго. — Я хочу задать вам несколько вопросов.
— Конечно, — согласилась Анохина, поднимаясь.
Они прошли вперед, и Дронго сел рядом с девушкой. Впереди, за несколько рядов до них, сидел только Кунин.
— Вы бывали раньше в Париже или в Лондоне?
— Да, — улыбнулась Анохина, — конечно, бывала. Два раза в Париже.
По-моему, любой человек, у которого есть хоть малейшая возможность выехать, пытается попасть именно в этот город.
— Согласен. Это один
— Гораздо меньше. Хотя я была там всего один раз. Он какой-то… суховатый, рациональный, хотя более пышный, если хотите, имперский. Некоторым Лондон нравится гораздо больше, чем Париж. По-моему, это дело вкуса. Оба города прекрасны.
— Согласен. А что вы думаете об этом случае?
— Ужас. Просто какой-то ужас. Он был очень интересным человеком. С ним всегда было интересно. Страшное горе… Говорят, что банкиры входят в группу риска, так часто их убивают. Я боюсь, что его убийца сейчас спокойно сидит в одном из вагонов.
— Возможно, — согласился Дронго. — Но мне кажется, что убийца может находиться и в нашем вагоне.
— Нет-нет, — в испуге пробормотала Лена. — Такого не может быть. Из нашей группы? Нет, конечно, вы пошутили. Ведь в нашей группе нет этого убийцы?
— Вы везли с собой пистолет, — неожиданно сказал Дронго. Причем не спросил — именно утверждал это.
Девушка вздрогнула. Потом в растерянности уставилась на собеседника.
Переспросила:
— Пистолет?..
— У вас было оружие, зарегистрированное в Шенгенской зоне, — сказал Дронго.
— Было, — кивнула собеседница. — Откуда вы знаете?
— Я слышал, как вы разговаривали со своей матерью на вокзале. И понял, что речь идет об оружии.
— Да, — кивнула Лена. — У нас был пистолет.
— Что значит «был»?
— Его у меня уже нет.
— Так… — нахмурился Дронго. — Как это нет? Вы хотите сказать, что вы его потеряли?
— Нет. Нет, конечно. Я не знаю, — жалобно проговорила она. — Когда так неожиданно погас свет, я испугалась. И решила, что у меня могут украсть пистолет. Мама вообще боялась ехать через этот тоннель. Но в сумке я ничего не нашла.
— Какой системы был пистолет?
— «Браунинг». Обычный дамский «браунинг». Небольшой такой… Мне подарил отец. Он был зарегистрирован по всем правилам, но мама все равно боялась, что узнают про наше оружие. Ей казалось, что кто-то может устроить провокацию и подставить нашу семью.
— Но на вокзале пистолет находился у вас?
— Да, я сама положила его в сумку, когда мы выезжали из «Интерконтиненталя».
— Куда в таком случае он мог пропасть?
— Сама не понимаю. Может быть, носильщик на вокзале?
— Но почему тогда он взял именно пистолет, а не что-нибудь другое? Вы когда-нибудь слышали о носильщиках, которые воруют именно дамские пистолеты? У него было несколько десятков чемоданов и сумок очень богатых людей — а
— Конечно, был. Ключи есть только у меня, а у мамы были запасные, но она их куда-то спрятала. Я не представляю, когда могли открыть нашу сумку и вытащить именно пистолет. Это ведь невозможно?..
— Ясно. Вы кому-нибудь рассказали о пропаже?
— Конечно, нет. Я даже маме побоялась сказать. Так перепугалась, что сразу пересела на свое место. Боялась слово сказать.
— Понятно. В таком случае и впредь никому и ничего не рассказывайте.
Договорились?
— Да, — вздохнула она. — Вы думаете, Александра Абрамовича убили из моего пистолета?
— Конечно, нет. Могу вас успокоить, Лена. Из вашего пистолета в Горшмана не стреляли. Это я могу определить и без экспертов. Такие раны дамский «браунинг» не оставляет. Можете не беспокоиться по этому поводу. Это абсолютно точно.
— Спасибо, — снова вздохнула Лена. — Спасибо. — В ее глазах появились слезы.
— Идите к Юлии Соломоновне. Она нуждается в вашей помощи, — сказал Дронго, поднимаясь с сиденья.
Пройдя в другой конец вагона, он остановился рядом с Беляевым. Присел рядом и повернулся к банкиру.
— Петр Леонидович, вы сидели рядом с Горшманом, когда в него стреляли. Что именно вы почувствовали?
— Ничего. Я даже не услышал выстрелов. Только какую-то возню впереди — и внезапно Горшман стал валиться на меня. Я задел рукой стакан с вином и почувствовал, как он опрокинулся на меня. Я громко выругался. Борисов сзади обхватил меня за плечи и спросил, все ли у меня в порядке. Вот, собственно, и все. Я уже рассказывал об этом полковнику Родионову.
— Перед вами стоял поднос?
— Вы же сами видели. Или вы думаете, что я выстрелил в Горшмана, сидя рядом с ним, и только потом опрокинул на себя стакан с вином?
— Вы не могли выстрелить в него сидя, — пояснил Дронго. — Я уже заметил, что у него нет пороховых ожогов, которые возникают только в том случае, если убийца стреляет с очень близкого расстояния. А поднос вы могли положить только на колени самого Горшмана. Я не думаю, что он согласился подержать ваш поднос, пока вы в него стреляли, а потом вернул его вам и умер.
— У вас весьма своеобразное чувство юмора, — заметил Беляев. — Впрочем, вы правы. Если даже я выстрелил в него сидя в кресле, то потом бы не стал ругаться, опрокидывая на себя стакан с вином.
— Вы давно знаете своего телохранителя?
— Валю? — оглянулся банкир на сидевшего рядом Борисова. — Не так давно, но он очень надежный человек. Вы думаете, он стрелял в Горшмана?
— Я пока ничего не думаю, только пытаюсь понять, как именно произошло убийство.
— Желаю удачи, — усмехнулся Беляев. — Вам не кажется, что для начала нужно поискать и среди пассажиров других вагонов?