Тоннель
Шрифт:
— А можно под ногами не путаться! — заорал небритый человек в синей куртке МЧС. — Щас скорые пойдут, непонятно, что ли? Давайте отсюда!
— Ты скорые снял, кстати? — спросила журналистка, пока они с оператором меняли локацию. В четвертый раз, между прочим. — Вот тут как, нормально? — и поправила волосы. — Ворота видно?
— Я с коптера взял общий план, — сказал измученный оператор. — Когда начали открываться. Давай с «сотен тысяч». И улыбаешься опять.
— А, ок. Сорри, всё, собралась, — сказала журналистка и снова щелкнула пальцами. — …Сотни тысяч
Улыбку она убрала, непонятно откуда она вылезала все время, идиотская эта улыбка. Только, кажется, все равно получалось не то. Слова были казенные, скучные. Плохие были слова. Платье резало ей подмышки.
— Жилет бликует теперь, — уныло сказал оператор, который не спал больше суток. Никто тут не спал больше суток, и все очень плохо соображали.
Журналистка смотрела в небо. Уже светлое, но до восхода оставалось еще минут пятьдесят. Жалко, с солнцем было бы лучше, рассвет и спасение. И картинка поярче. Бетонные ворота с каменным грохотом всё еще медленно ехали в стороны.
— Интересно, чего они их не разрезали просто, — сказал оператор.
— Ну вот сам бы и резал, — огрызнулся небритый в куртке. — Мы людей из метро доставали. Поезда же стоят, эскалаторы... всё пешком, перегоны по километру. А их знаешь там сколько? Двести станций...
— Ого, — сказал оператор. Сам он станций за день видел только четыре и еще одну ночью, после аэропорта.
— А дадите нам комментарий? — Журналистка быстро стянула жилет. — Небольшой, на пару минут буквально. Что-нибудь вот про перегоны, из первых рук. Там, я слышала, люди по рельсам...
Но ворота остановились наконец, и все немедленно зашумели. Небритый замахал руками как регулировщик, повернулся спиной и кричал что-то хриплым сорванным голосом. Скорые двумя колоннами поползли по эстакаде к въезду.
— Так, — сказала журналистка и снова надела жилет. — Так. Давай-ка за ними.
— Алён, ну куда, — сказал оператор, закидывая рюкзак на плечо.
— Ты нормальное хочешь снять или так и будем говно это лепить?
В месте, где эстакада раздваивалась, оператор немного отстал.
— Детишки вон слева выходят, — сказал он задыхаясь. — Алё-на!
Какие-то правда выходили из левой части тоннеля детишки, и тут же их разбирали по скорым и заворачивали в одеяла.
Журналистка не обернулась. Она смотрела направо, в соседний рукав, хотя вот оттуда не вышел пока никто.
— Там темно, — сказала она. — Странно, почему там темно-то?
Одна из скорых закатилась в черный проем и включила сирену.
— Пошли-пошли-пошли. — Последний десяток метров журналистка почти пробежала. Платье сзади было у нее чем-то испачкано, обе пятки заклеены пластырем.
Оператор тащился следом. Торопиться ему почему-то
Впереди в бетонной трубе выли скорые, уже несколько. Удаляясь, мигали синие маячки. Правда было темно, как в пещере, и пустые ряды, ни одной машины.
Да не будет тут никого, хотел сказать оператор. Это ж въезд, дура, они все с другой стороны. И немедленно разглядел на асфальте мертвое тело с бурым пятном на рубашке и таким же бурым лицом. Запах слышался даже снаружи.
— Ты снимаешь? — крикнула журналистка.
— Куда лезете, под суд захотели? — засипел, подбегая, небритый. — А ну возвращай эту... куклу свою!
Из тоннеля легкой трусцой выбежал кот. Белый, чистенький, явно домашний, посмотрел оператору прямо в глаза и остановился. Толстый хвост у него был задран, кончик раздраженно подрагивал. Кадр был изумительный, оператор присел и навел фокус. И тогда уже, в объектив он увидел девушку. Очень, очень красивую девушку с длинными волосами. На ней было короткое грязное платье, а ноги босые. Загорелые, тонкие, тоже грязные. Изумительный кадр эти ноги совсем не портили.
— Попался, скотина. — Девушка наклонилась и схватила кота.
— Вы в порядке? — спросила ее журналистка. — Можете говорить?
— Люди где? — заорал небритый. У него опять прорезался голос. — Свет давно отключился?
Взошло солнце, на мгновение все стало розовым — и тоннель, и асфальт, буквы МЧС у него на куртке. Даже кот.
— Вы одна? Сколько там человек еще с вами, они в порядке?
— Когда свет отключился?..
— Да идите вы, — сказала девушка, вся залитая розовым светом, и пошла вверх по эстакаде. Кот висел у нее под мышкой, как мохнатая сумочка.
Оператор сидел на корточках и снимал.
* Не понимаю. Я не говорю по-русски (польск.).
* Да. Грузовик (польск.).
* Слушайте, мне очень жаль, правда. Но здесь триста голодных людей, и всем сейчас плевать на вашу лицензию. Просто откройте грузовик (англ.).
* Скажите ей! Пожалуйста, объясните ей, если я сломаю пломбы, у меня отберут лицензию! (англ.)
* Я не могу. Нет, простите, это запрещено, нет (польск.).
* Не понимаю. Я не говорю по-русски (польск.).
* Какого хрена вам еще от меня надо, мать вашу? (польск.)
* Да. Грузовик (польск.).
* Не понимаю. Я не говорю по-русски (польск.).
* Какого хрена вам еще от меня надо, мать вашу? (польск.)
* Не понимаю. Я не говорю по-русски (польск.).
* Я не могу. Нет, простите, это запрещено, нет (польск.).