Топография счастья

Дуаер Рэйчл

Действительно, в США (как и во многих европейских странах, и в России) подавляющая часть общества (к примеру, американский средний класс) в течение прошлого столетия перестала относиться к детям как к некоему рыночному источнику доходов или ресурсов, компенсирующему неминуемые траты и имеющему денежный эквивалент. Вместо этого дети видятся как источник эмоционального удовлетворения и радости, т. е. они стали одним из главных способов и путей самовыражения, прохождения важного этапа жизни, достижения личного счастья, для кого-то являясь абсолютной ценностью и самоцелью. Речь идет о характерном для модерна детоцентристском императиве, приоритете детских интересов, перестановке их на первое место — в сравнении с родительскими [129] . Это объясняет многие современные элементы воспитания (и, в частности, «общение» ребенка с деньгами).

129

Gordon L. The Perils of Innocence, or What’s Wrong with Putting Children First. The Journal of the History of Childhood and Youth. Vol. 1. № 3. Fall 2008. P. 331.

Среди отечественных исследователей антропологии денег, безусловно, заслуживают упоминания тексты Н. Н. Зарубиной [130] , С. Б. Абрамовой [131] ; собственно этнографический аспект представлен в цикле статей, опубликованных в журнале «Этнографическое обозрение». Он открывается некоторыми замечаниями С. П. Тюхтеневой о необходимости этнографического/этнологического/антропологического изучения денег — хотя бы потому, что «вся наша сегодняшняя реальность полна упоминаниями о них… и изменение социального контекста отношения к деньгам меняет систему ценностей и культуры в целом» [132] . Это наблюдение, конечно, применимо не только к российской действительности.

А разнообразная — с этнической точки зрения — «окраска» социокультурной функциональности денег подчеркивается в другой статье уже упомянутой Н. Н. Зарубиной, которая повторяет тезис признанного американского эксперта по социологии, антропологии и истории денег Вивиан Зелизер об их (денег) множественности [133] . Весьма подробный материал содержится в работе Светланы Махлиной, которая рассматривает происхождение денег, их знаковые особенности, этнографические различия (касаясь, в частности, и США). Она же вспоминает значимую для данной статьи мысль Сципиона де Грамона (1620), воспроизведенную Ф. Броделем в его труде «Структуры повседневности»: «Деньги, говорили семь греческих мудрецов, суть кровь и душа людей; и тот, у кого их нет, свершает свой путь (курсив мой. — М.З.) подобно мертвецу среди живых людей» [134] . Антрополог С. П. Тюхтенева отсылает к целому ряду обзоров по «денежной» проблематике, включая и работы западных специалистов, — к примеру, исследовательский проект по антропологии денег в Калифорнии [135] . Правда, общее число трудов по теме денег и культуры, и особенно культуры детства и денег, остается не столь значительным — не случайно известный антрополог Кит Харт неоднократно высказывал свое сожаление по поводу отсутствия достаточной рефлексии о мейнстримовских денежных практиках в США [136] . Однако некие академические изыскания встречаются. Так, Рубин Джордж Оливьен полагает, что в Америке, в отличие от Бразилии, деньги являются абсолютным социальным фактом [137] . Их сакрализация в разных обществах, включая американское, возможна, если они «сакрализуются особыми процессами» [138] .

130

В частности: Зарубина H. H. Деньги в социальной коммуникации // Социологические исследования. 2006. № 6. С. 3–12.

131

Абрамова С. Б. Деньги как социальная ценность: поколенческий срез проблемы // Социологические исследования. 2000. № 7. С. 37–41.

132

Тюхтенева С. П. Даем много денег // Этнографическое обозрение. 2009. № 2 (Специальная тема номера «Антропология денег». Отв. ред. С. Тюхтенева).

133

Зарубина Н. Н. Деньги как социокультурный феномен: пределы функциональности // Социологические исследования. 2005. № 7. С. 13–21.

134

Махлина С. Т. Семиотика культуры повседневности. СПб., 2009. С. 188.

135

www.anthro.uci.edu/html/Programs/Anthro/Money.

136

См.: Hart К. Notes towards an Anthropology of Money // Kritikos. Vol. 2. 2005. June 20.

137

Oliveri R. G. Looking at money in America // Critique of Anthropology. Vol. 18. № 1. P. 35–39.

138

Russell W., Waldendoif B. M. The Sacred Meanings of Money // Journal of Economic Psychology. Vol. 11. March 1990. P. 35–67.

В своей статье я хотела бы выдвинуть следующие положения:

— В продолжение тезиса В. Зелизер о дорогостоящем бесценном ребенке обращает на себя внимание то, что предполагаемый итог усилий воспитания и взращивания детей включает их финансовую компетентность как залог будущей возможности их собственной счастливой жизни. Более того, этот цикл может повторяться — и будущие независимые взрослые смогут обзавестись собственными детьми и т. д. Такова четкая, культурно одобряемая для среднего класса цель к моменту окончания детства — восемнадцати годам, поступлению в колледж и, в идеале, покиданию родительского дома.

— Таким образом, при утверждении принципа безусловной эмоциональной близости ребенка и родителя путь во взрослую жизнь во многом сводится к активному утверждению одной из главных американских ценностей — независимости и к важнейшей ее составляющей — финансовой самостоятельности. Родители не ожидают «финансовой отдачи» от ребенка и в будущем (оговорюсь, что данный вопрос не входит в рамки статьи).

— И в детстве деньги также определяют отношения между родителем и ребенком [139] .Отчасти поэтому одним из ключевых элементов нормативной культуры детства и родительства становятся весьма сложные, меняющиеся со временем «договорные» отношения между родителями и детьми, предполагающие обмен (например, стипендию/пособие родителей). Высокая стоимость ребенка не должна приводить к его избалованности и финансовой безграмотности, несмотря на неизменный фактор коммерциализации детства.

139

Weatherford J. The History of Money. NY, 1997.

— Несмотря на декларируемое многообразие семейных образов жизни, денежный опыт американских детей среднего класса характеризуется некоторыми универсальными практиками и ритуалами, которые обусловлены как средой обитания (преимущественно пригородной), так и высокой степенью структурированности детского мира. Физическое обладание деньгами продолжает играть достаточно важную роль, несмотря на растущее значение электронных денежных операций.

— Финансовый кризис, поразивший США в 2008 году, вызвал некоторые (временные) изменения в том, насколько молодые американцы действительно отвечают ожиданиям родителей в плане ощутимой финансовой самостоятельности, — но не изменил общую концепцию.

Итак, эмоциональная бесценность детей увеличивает их стоимость — «в среднем и высшем классе царит дорогой бесценный ребенок», утверждает Зелизер [140] . Счастье от детей возможно при условии счастья самих детей, которое в немалой степени обуславливается денежным эквивалентом стоимости элементов счастья. Рост затрат на ребенка связан и с тем, что большая концентрация ресурсов на одном ребенке сопряжена с постепенным снижением рождаемости в течение последних пятидесяти лет. Поэтому «стоимость» ребенка расценивается не столько и не только как «ущерб» бюджету взрослых (подобные настроения, от шутливых до полусерьезных и серьезных, социально приемлемы), а как необходимое условие обеспечения высокого качества жизни самому ребенку. Иными словами, эмоциональное удовлетворение могут и должны принести те дети, расходы на которых «правильно» подсчитаны. Погружение «бесценного» ребенка в мир подсчетов и расчетов начинается с того момента, когда обсуждается возможность появления его у родителей. Этот шаг в идеале предполагает очень четкую калькуляцию ресурсов — неслучайно многие сайты, предназначенные для родителей, предлагают детальный расчет этого проекта, когда учитываются состав семьи, доход, место проживания, будущие образовательные амбиции и многое другое. В калькуляцию входят: время, которое ребенок будет проводить с родителями или с их максимально адекватной заменой; пространство и место детского этапа жизни; игрушки, образовательные программы, занятия и опыт (experience), в том числе культурный; одежда (с девочками, по мнению многих, получается дороже); возможные дополнительные занятия (от тех, которые приятны или увеличивают будущую конкурентоспособность, до тех, которые необходимы для коррекции проблем); наконец, медицинская страховка. Современная «стоимость» ребенка до поступления в колледж колеблется от 170 тыс. долл. [141] (минимум, не включающий популярные занятия музыкой и плаваньем, летние лагеря или походы к ортодонту — что принципиально, учитывая внимание американцев к состоянию зубов) до 300 тыс. долл. [142] , что составляет почти 50-процентный прирост за последнюю четверть века. Обучение в колледже может стоить еще столько же. В этих расчетах не учтена потеря в заработке при отсутствии оплачиваемого ухода за детьми-дошкольниками [143] (включая потери от не-работы матери или отца или их не-продвижения по карьерной лестнице из-за нехватки времени). Прогнозы свидетельствуют: ребенок, рожденный в 2009 году в семье со средним доходом, к восемнадцати годам обойдется родителям в 222, 350 тыс. долл., не считая главного финансового обязательства по отношению к детям — оплаты учебы в колледже [144] . Рачительность людей, задумывающихся о детях, вовсе не считается предосудительной или социально табуированной, хотя почти любой текст с финансовыми выкладками сопровождается пояснением: «голый экономический подход к деторождению все же расценивается как моветон». Но журналисты вполне позволяют себе говорить о «финансовой кровопотере» (financial bleeding), связанной с детьми. Нередко следует обращение к эмоциональной стороне дела: «как говорила мама (в собирательном смысле. — М.З.) — в жизни есть

не только деньги» [145] . Правильно распланированное количество детей, время их появления и даже затраты на рождение (это актуально для семей или индивидуумов, испытывающих сложности с естественной фертильностью [146] ) — свидетельство того, что и родители, и ребенок могут получить лучшие шансы в жизни благодаря реализации большей ответственности. Главным в совокупных подсчетах становится расчет стоимости будущего образования (так или иначе, оплата обучения ребенка, включая, хотя бы частично, университетский уровень) — давний и непреходящий элемент американской мечты. Правда, экономические флуктуации неминуемо влияют на способность родителей оплатить весь цикл обучения. Так, сейчас многие американцы жалуются: экономический кризис настолько ухудшил их финансовое положение, что опыт старших детей оказался несопоставим с опытом младших. Речь идет о том, что ресурсы, которые семья может позволить себе потратить на ребенка, более ограничены — в первую очередь, из-за изменения ситуации на рынке рабочей силы, включая риск безработицы.

140

Zeliier V. Kids and Commerce. Childhood in American Society / Ed. by K. Stemheimer. Boston, 2011. P. 377.

141

Lino M. Expenditures on Children by Families: 2001 Annual Report. US Department of Agriculture, Center for National Policy and Promotion. Misc. Publication. № 1528–2001.

142

The Wall Street Journal. 2010. June 19.

143

Подробнее о стоимости и цене материнства см.: Crittenden A. The Price of Motherhood. NY, 2001; Avellar S., Smock P. J. Has the price of motherhood declined over time? A cross-cohort comparison of the motherhood wage penalty // Journal of Marriage and Family. Vol. 65. 2003. P. 597–607.

144

Shellenberger S. Managing the Expectations of Costly Kids // The Wall Street Journal. 2010. Sept. 14.

145

Longman Ph. J. The Cost of Children. US News ad World Report. 1998. March 30. P. 31.

146

Подробнее см.: Zelizer V. From Baby Farms to Baby M. // Economic Lives: How Culture Shapes the Economy. Princeton, NJ., 2011. P. 61–72.

Наконец, родители должны реализовать принцип личной ответственности за себя на будущее (что особенно четко видно в условиях возросшей продолжительности жизни), он же подразумевает и то, что родители не могут пожертвовать всем ради детей — иначе они безответственны [147] .

В идеале коллективное счастье всех детей и каждого ребенка должно было бы распространиться по всей территории США. С точки зрения давно идущего общественно-политического дискурса главный и по-прежнему невыполняемый гарант этого счастья в настоящем и возможности его в будущем — решение проблемы детской нищеты и бедности (childhood poverty). Статистика печально красноречива: около 39 % детей растут в семьях с низким доходом [148] , более 22 % — в нищете. Этот показатель рассчитывается весьма сложным образом, и не все тенденции за истекшие двадцать лет столь малоутешительны, однако общую картину американские эксперты признают негативной [149] : к осени 2012 года 16 млн детей в США считаются бедными [150] . Нехватка средств проявляется и у семей (особенно неполных), и на разных муниципальных уровнях (от графств до федеральных программ); она, увы, хорошо документирована и активно обсуждается [151] . Экономический кризис 2008–2010 годов лишь усугубил ситуацию. Весь цикл вхождения ребенка в монетарно-денежный мир, конечно, существенно зависит от финансовых возможностей семьи и от того, насколько стабильно это положение. Чем менее стабильна экономика, тем больше вероятность, что один и тот же ребенок на протяжении своего детства будет оказываться в разных экономических ситуациях (не говоря о болезнях, несчастных случаях и т. п.). Поэтому предлагаемые «рецепты счастья» выписываются не всем. Неоспоримые основы правильного воспитания и социализации не могут быть эффективно распространены на любого американского ребенка. Но задача (и надежда) родителя — создать максимально уютный мир и одновременно указать путь к автономии, оградив ребенка от потрясений, и тем самым подсказать дорогу к возможному обретению счастья.

147

Подробнее о конфликтующих ролях для родителей см.: Hewlett S. A., West С. The War Against Parents // Childhood lost: How American Culture is Failing our kids / Ed. by O. Sh. Westport. CT. 2005. P. 66.

148

Gordon L. Op. cit. P. 331.

149

More than 1 in 5 kids live in poverty // Loz Szabo. USA Today. 2010. June 4.

150

«Solve this». NPR Radio. 2012 Oct. 15.

151

См. также: Осколкова О. Б. Бедные дети богатой Америки // Социологические исследования. 2003. № 2. С. 78–86.

Счастливое детство и счастливое будущее требуют постоянного финансового сопровождения, а стоимость компонентов детства весьма прозрачна. Порой бесхитростны и рецепты экономии: грудное вскармливание, собственное приготовление детского питания, полудомашние формы яслей (стандартный дневной центр по уходу за детьми может стоить до 15 тыс. долл. в год в штате Массачусетс — существенная часть от общего заработка обоих родителей; менее формальный вариант — на 5 тыс. долл. дешевле) и, конечно, все те вещи (одежда, игрушки и т. д.), которые принято передавать друг другу. Вероятно, от того, что именно удается сэкономить, зависит и разнобой в оценках затрат самих родителей на появление малыша: от «я не ожидала, как это недорого, все эти цены накручиваются СМИ, а ведь нужны лишь памперсы…» до «так дорого, что не хочется знать, сколько именно мы потратили» [152] .

152

Roverson D. A Beautiful Bundle of Bills // Baystate Parent. March 2009. P. 32.

Социально приемлемыми считаются обсуждения дороговизны детских товаров, услуг, школ и особенно финального этапа родительского пути — обучения в колледже.

Моему сыну предложили продолжить образование в Бостоне. Но он выбрал менее престижный вариант. У нас просто нет таких средств (П, 56).

Однако обращение к стоимости неизбежных (по крайней мере, теоретически) затрат вызывает некоторые, впрочем не всегда громкие, оговорки:

Конечно, когда наша дочь тяжело заболела в десять лет, мы не думали о деньгах, но лечение стоило так дорого — без страховки Blue Cross Blue Shield мы бы не обошлись (Реклама по телевидению).

Или:

Это было ужасно. Мне позвонили ночью и сказали, что сын в реанимации, у него полностью разбита челюсть — и это после того, как мы несколько лет платили за ортодонта (П, 56).

Морально-этическая оправданность дискуссии о «стоимости» уже появившихся детей и «доходов от них» представляется спорной некоторым исследователям: Квортруп считает, что дети превращаются в «позиции бюджета родителей, т. е. в дорогие объекты — как жилье, машина, бытовые приборы» [153] . В других работах утверждается, что дети — и «источник радости, и бремя», но эти противоположные характеристики уравновешивают друг друга [154] . Здесь кроется ответ на вопрос, который присутствует в сегодняшнем дискурсе: если в условиях современного американского общества дети не являются экономической помощью (родителям) в детстве и не становятся ею в будущем, не означает ли это, что люди с детьми менее счастливы, чем те, кто предпочел бездетный образ жизни? Разница, судя по различным опросам общественного мнения, непринципиальна: значительно более несчастными оказываются вообще одинокие, т. е. несемейные, люди. Основной разрыв в ответах приходится на момент появления первого ребенка, а большинство родителей не жалеют о том, что завели детей. Рекомендуя избавиться от стресса, связанного с оплатой «качества» детства, некоторые авторы ссылаются на мнения биогенетиков, которые утверждают, что эффект родителей на результат воспитания невелик: можно иметь много детей, более спокойно относиться к их выращиванию и просто получать удовольствие — т. е. быть счастливыми. К тому же, по мнению экономиста Теда Бергстрома, и среди охотников-собирателей, и в сельскохозяйственных обществах дети потребляют больше калорий, чем производят. Иными словами, ответные экономические действия детей в далеком прошлом были просто невозможны, а значит, концепция их исконной экономической целесообразности — миф [155] .

153

Qvortrup J. A Voice for Children in Statistical and Social Accounting // Constructing and Reconstructing Childhood / A. James, A Prout (eds.). L., 1990.

154

Nomaguch K. M.i, Milkie M. A. Costs and Rewards of Children: The Effect of Becoming a Parent on Adults Lives // Journal of Marriage and Family. 2003. № 65. P. 356–374.

155

Caplan В. The Breeder’s Cup // WSJ. 2010. June 19.