Топот шахматных лошадок
Шрифт:
Небо было ясным и светлым. Солнце уже ушло за институтские корпуса, но лучи его бродили в высоте, облака горели. А напротив корпусов, среди невысоких крыш и тополиных крон, горел крест маленькой церкви — той, где в июне побывал Костя… Птаха встал на прямых ногах, чуть выгнулся назад, вскинул голову. Он рисовался на вечернем небе темным силуэтом, лишь на волосах горел желтый блик.
Белка думала, что Птаха заиграет на губной гармошке. Но он сунул ее за резинку трусиков и поднял перед лицом руки. В ту же секунду в пальцах у него появилась изогнутая кольцом труба — на ней тоже зажегся блик. Птаха
Переливчатый мотив, где смешались голоса трубы и флейты, разбежался, полетел над притихшими Институтскими дворами. Веселый? Пожалуй, нет. Печальный? И не печальный… Просто говорящий о чем-то хорошем. Наверно, о том, что прошла всего лишь половина лета и впереди много еще добрых солнечных дней…
Путь на круглое болотце
Драчун появился на следующее утро. Это был мальчишка лет одиннадцати — с рыжеватыми сосульками волос и хмурыми глазами. В обвисшем сизом свитере, с разноцветными заплатами на коленях длинных штанов. Разношенные кеды его были без шнурков и хлюпали на ногах. Чем-то он походил на Чебурека, только в Чебуреке не было хмурости Драчуна.
Несмотря на неласковый вид, все Драчуну обрадовались. Особенно Дашутка и Сега. Дашутка — та буквально прилипла к Драчуну и не отходила от него целый день. Он порой сердито хмыкал и бесцеремонно, как мальчишке, трепал пятерней ее белобрысые волосы. А с Сегой они с полчаса о чем-то шептались…
Только сейчас Белка узнала, что Драчун и Сега из одного класса. И от того же Сеги постепенно сделалась известна история Драчуна и почему такое прозвище.
Есть смысл изложить эту историю сразу, а не кусочками, как она проявлялась для Белки.
В первом и втором классе Драчуна — тогда еще Андрюшу Рыбина — «доводили». То есть дразнили, поколачивали, щипали и делали ему всякие гадости. Называли Селедкой и Карасем. Рассказывали, что дома он питается одной только манной кашей и тайком играет в куклы. Ну и понятно — если человек не может дать сдачи, а только роняет слезинки, жизнь у него самая паршивая. В общем, похожа эта жизнь была на ту, которую тянул в своей школе Тюпа. Только Андрюша Рыбин освободил себя от угнетения раньше, чем Тюпа.
Случилось это в третьем классе. Благодаря первокласснице Дашутке Ереминой.
Шел Андрюша на перемене по коридору, старался быть у самой стенки, чтобы не зацепили, не стукнули, не обругали. И увидел, как два его одноклассника — Генка Дусин и Мишка Комов по прозвищу Комбат — взяли в плен маленькую безответную Дашутку. Генка с аппетитом жевал Дашуткину булочку, а Комбат дергал ее за жидкие прядки и требовал: «А ну говори, а то хуже будет!» (Потом выяснилось, что она даже не знала, чего ему надо.) И увидел Андрюша Рыбин Дашуткины глаза. А были он и Дашутка знакомы — жили недалеко друг от друга. Конечно, не друзья, но ведь и не совсем посторонние друг другу. Тем более что в мокрых Дашуткиных глазах была мольба. И Андрюша понял, что, если он струсит и сейчас, будет он уже совсем не человек, а в самом деле дохлый карась и гнилая селедка.
Андрюша зажмурился и кинулся вперед…
Оказалось, что его кулаки попали в живот Дусину. Андрюша услышал громкое иканье и звук падения. Он вжал голову и стал ждать, когда его станут
Андрюша левым кулаком ткнул Комбата под дых, а правой ногой лягнул Дусина в брюхо, и тот подавился булочкой. Затем Андрюша Рыбин («Чебак», «Подлещик», «Мамина икринка») коротко взвыл, вцепился согнувшемуся Комбату в волосы и постарался отвинтить у него голову. Комбат заорал. Разумеется, тут же возникла дежурная учительница — похожая на орудийную башню Антонида Антоновна (когда приставали к Дашутке, ее не было). Разумеется, всех (кроме Дашутки) поволокли в учительскую, где выяснилось, что во всем виноват Рыбин, потому что «мы просто поиграли, а этот псих налетел ни с того ни с сего…».
Конечно, слушать Рыбина никто не стал, потому что он стискивал зубы и сопел, а Дусин и Комбат ревели (хотя и ненатурально). И пошел «Карасик» из учительской с грозным предписанием «завтра без отца в школе не появляться».
Предписание это не испугало Андрюшу. Во-первых, отца у него не было, во-вторых, ощущение радостной победы заглушало в Андрюше остальные чувства. Едва вышли из учительской, он вмазал Дусину по уху, а открывшему рот Комбату сказал слова, которые однажды слышал от семиклассников (и которые до сей поры не повторял даже мысленно):
— Че зыришь, как старый хрен на голую соседку? Ща как вмажу в левый глаз, правый выскочит из… — И в полную громкость назвал место, из которого этот глаз выскочит.
Тут же его повлекли в учительскую вторично.
Однако никакие проработки, дневниковые записи и прочие кары уже не могли направить Андрюшу Рыбина прежним жизненным путем. Он понял простую и горькую истину: чтобы тебя не затюкал «здоровый коллектив», надо, не теряя ни единого мига, кидаться в бой раньше противников (как в известном фильме «Бей первым, Фреди!»). И кидался. Чаще всего — отстаивать справедливость. Но бывало, что и без причины, не разобравшись. А что делать — привычка уже… Прежние прозвища были забыты, кличка Драчун прилипла намертво. И нельзя сказать, что Андрюшу Рыбина полюбили в классе больше, чем раньше, но, по крайней мере, теперь не трогали. Знали — себе дороже… Кстати, Драчун не всегда бросался в атаку сразу, иногда предупреждал: «Ща как вмажу в левый глаз…»
Мать вызывали в школу не реже двух раз в месяц. Она, чуть не плача, разводила руками:
— Дома он совсем не такой. С девочкой подружился, зверят африканских рисует ей в альбоме, скворчонка с поломанным крылом принес, выходил…
Учительница Анна Егоровна не растрогалась при этих известиях. Сурово подвела итог:
— Скворчонка пожалел, а товарищей в классе не жалеет. Где-то вы проглядели мальчика…
— А вы? — тихо сказала Андрюшина мама.
Анна Егоровна в ответ сообщила, что у нее тридцать два ученика и зарплата меньше, чем у технички. И если она будет тратить на каждого ученика время, как в элитном колледже, то…