Торговая политика России

«Русский тариф»

Серия основана в 2005 г.

Составление и научная редакция серии к. и. н. М. М. Савченко

Выпуск 3

Воспроизводится по изданиям:

Струве П. Б. Торговая политика России. СПб.: Издание Кассы взаимопомощи студентов Санкт-Петербургского политехнического института, 1913.

Струве П. Б. Понятие и проблема торговой политики. [Доложено в заседании Отделения исторических наук и филологии 15 ноября 1917 г.] Пг.: Российская академия наук, 1919. С. 2117–2128. (Оттиск из «Известий Российской академии наук». 1918).

Струве П. Б. К критике так называемой теории международной торговли. Пг.: Р. Г. Шредер, 1915. 2, 15 с. (Отдельный оттиск из «Известий Петроградского политехнического института имп. Петра Великого». 1915. Т. 24).

Струве П. Б. Д. И.

Менделеев. 27 января 1834 г. – 20 января 1907 г. [Речь, произнесенная в Белграде в собрании русского научного института] // Россия и славянство. 1934. № 231. (Апрель.)

Электронное издание на основе печатного издания:

Торговая политика России / П. Б. Струве. – 3-е изд. – Москва; Челябинск: Социум, 2016. – 256 с. – (Русский тариф; вып. 3). – ISBN 978-5- 906401-63-2. – Текст: непосредственный.

Петр Бернгардович Струве (1870–1944) был человеком разносторонних дарований, исключительно широких интересов и энциклопедических знаний; он обладал выдающим общественным темпераментом и неутолимой жаждой деятельности. Много лет близко знавший П. Б. Струве С. Л. Франк, определяя сферу его научного творчества и научных интересов, отмечал, что «она охватывала едва ли не все области «гуманитарных знаний» – политическую экономию и статистику, социологию, историю во всех ее подразделениях (политическую историю, историю права и государства, хозяйственную историю, историю культуры), правоведение в двух основных его отделах гражданского и государственного права, историю литературы, по крайней мере XVIII и XIX вв., и, наконец, даже языкознание и философию» [3] .

Но главной страстью П. Б. Струве была политика: о чем бы он ни писал – в написанном им всегда пульсировала политическая жилка, всегда чувствовалось горячее дыхание политической злобы дня. С ранней молодости приучивший себя мыслить большими линиями развития, он в «злобах дня бегущего» всегда старался ловить элементы, которые связывают этот день с днями минувшими и в то же время дают возможность протянуть от него нити к неведомым дням грядущего [4] . Стоит ли говорить, что многие годы значительная часть творческого наследия П. Б. Струве, в том числе и относящаяся к его работе как экономиста и преподавателя, оставалась в тени гигантской общественной и политической деятельности этого незаурядного человека. В отечественном обществознании к тому же долгое время оценки П. Б. Струве не выходили за рамки строгих политических стереотипов и идеологических конструктов: «легальный марксист», «ревизионист», «апологет капитализма», «представитель вульгарной буржуазной политэкономии», «деятель белогвардейской контрреволюции», «белоэмигрант» и т. д.

Между тем, экономическая тема проникает, по существу, во все творчество П. Б. Струве и выступает значительным массивом оригинальных идей, еще ждущим своих исследователей, систематизаторов и интерпретаторов. Его первая крупная работа «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России» (1894) принесла ему общероссийскую известность, а исследование «Хозяйство и цена» (1913–1917) – ученую степень доктора экономических наук, звания профессора и академика. Усвоив, а затем преодолев марксизм, как политик и экономист [5] , П. Б. Струве стал видным представителем отечественной либеральной экономической мысли, создавшим собственную

экономическую теорию. По мнению Р. Пайпса, «даже если бы он не успел отличиться ни в чем другом, экономические труды уже обеспечили бы ему выдающееся место в истории русской мысли» [6] .

Неизменно оставляя за собой право иметь и высказывать мнение по вопросам экономического развития России, П. Б. Струве был убежден, что это мнение должно основываться на «упорной и строгой к себе работе теоретической мысли». Вместе с тем он всегда ясно осознавал высокую субъективную ценность живых наблюдений и, по его собственному признанию, всегда «искал личных впечатлений и из простой жажды подлинной жизни, и в качестве субъективно ценного подспорья, как бы вкусовой приправы к сухим и тяжелым теоретически-книжным яствам» [7] .

Признавая чрезвычайную сложность объекта экономической науки, П. Б. Струве указывал, что перед этой сложностью «одинаково пасуют и отвлеченная бескровная доктрина, и грубый эмпиризм чисто фактического рассмотрения». Поэтому экономическое исследование, по его мнению, «должно слагаться из умелой комбинации общих теоретических понятий с ясным непосредственным видением конкретных фактов» [8] . Определяя как экономист свои методологические позиции, он отмечал: «Я не проповедую безыдейного описательства, чистого “дескриптивизма” в политической экономии. Я только требую возведения на ясно продуманном теоретическом фундаменте строгих понятий здания систематической и методически работающей эмпирии, опирающейся, между прочим, на широкое применения статистики» [9] .

Выступая как философ экономической науки и экономист-систематик, стоящий на позиции последовательного эмпиризма, П. Б. Струве большое внимание уделял проблемам классификации хозяйственных явлений и процессов, рассматривал систему экономических понятий в ее историческом преломлении. В критическом переосмыслении существующей экономической теории и хозяйственной практики он видел необходимое условие построения собственной версии политической экономии, основанной на идеографическом методе познания, т. е. описании индивидуальных особенностей экономических явлений, возникающих на основе взаимодействия хозяйствующих субъектов. Хозяйственный процесс предстает при этом совокупностью уникальных самостоятельных самоценных событий, не связанных общими закономерностями развития и в значительной мере свободных от социально-исторического контекста, а экономическая теория – наукой, изучающей объективный процесс взаимодействия «индивидуальных» хозяйствующих субъектов.

В монографии П. Б. Струве «Хозяйство и цена» типы хозяйственного строя построены как систематические категории, лишенные какого-либо исторического колорита. По мнению автора, эти категории более удобны и плодотворны, поскольку, будучи чисто систематическими, они гораздо эластичнее и пластичнее иных исторических схем. Такой подход при изучении, например, истории хозяйственного быта категорически отвергает традиционный историзм исторической школы и исключает «всякую возможность насилия теории над историей, идеально-типических понятий и конструкций над реальным многообразием и многоцветностью действительности» [10] .