Торговцы космосом
Шрифт:
Она помедлила, прежде чем ответить.
– Ты не рассердишься, если я останусь и осмотрю город?
– Конечно, нет. Надеюсь, ты найдешь здесь много интересного. А когда вернешься в Нью-Йорк, я уже буду там.
Мы поцеловались на прощанье, и я выбежал из кабинета Гарриса.
Контора к тому времени уже опустела. Я велел сторожу, как только уйдет Кэти, запереть помещение и никого не пускать до особого распоряжения.
Выйдя на улицу, я поднял глаза и увидел Кэти: она махала мне рукой из окна этого неправдоподобного, зыбкого здания.
6
Когда в Нью-Йорке я сбежал по трапу,
– Молодчина, – похвалил я ее. – Когда отлетает ракета на полюс?
– Через двенадцать минут, с шестой полосы, мистер Кортней. Вот ваш билет. А это завтрак на всякий случай…
– Прекрасно. – Я действительно не успел поесть. Мы направились к шестой полосе; жуя на ходу бутерброд с эрзац-сыром, я спросил:
– Что нового в конторе?
– Ваши увольнения в Сан-Диего наделали много шума. Отдел личного состава пожаловался мистеру Шокену, но он вас поддержал – так балла на четыре, не больше.
Новость была не из приятных. Двенадцать баллов – это ураган, буря. Из кабинета Шокена доносились бы громовые раскаты: «Да как смеете вы, мелкая сошка, критиковать действия члена правления, облеченного правами?!. Чтоб я больше этого не слышал!..» и так далее. Четыре балла – это всего лишь крепчает ветерок, и мелким суденышкам лучше укрыться в гавани, ну, что-нибудь вроде: «Джентльмены, я уверен, что мистер Кортней имел все основания принять подобные меры. Занимаясь будничными делами, люди часто теряют чувство Большой перспективы…»
Я спросил у Эстер:
– Что, секретарша Ренстеда – просто одна из его сотрудниц или… – я хотел было сказать «наушница», но вовремя удержался: – …э-э… его доверенное лицо?
– Да, он ей очень доверяет, – уклончиво ответила Эстер.
– А как она отнеслась к скандалу в Сан-Диего?
– Мне передали – хохотала, как безумная.
Больше я не стал расспрашивать. Выяснить как бы невзначай, что думает о тебе большое начальство, – это одно, но выспрашивать, что говорят рядовые сотрудницы, – все равно, что поощрять подчиненных к доносам. Хотя не скажу, чтобы у нас в конторе было мало охотниц до этого.
– Я хочу тут же вылететь обратно, – сказал я Эстер. – Только выясню кое-что с Ренстедом.
– Ваша жена не едет с вами?
– Нет. Я собираюсь разорвать Ренстеда на куски, а она хирург и, чего доброго, еще вздумает сшить его.
Эстер вежливо хихикнула.
– Приятного путешествия, мистер Кортней, – сказала она. Мы подошли к шестой полосе.
Но путешествие оказалось не из приятных. Летели Мы довольно низко на отвратительной маломестной туристской ракете. Призматические стекла иллюминаторов неизменно вызывают у меня приступы воздушной болезни. Когда поворачиваешь голову и смотришь в такое стекло, видишь все внизу, прямо по вертикали. Но, пожалуй, хуже всего оказалась реклама – творение фирмы «Таунтон и K°». Глядишь в иллюминатор и только начинаешь внушать своему проклятому нутру, что все в порядке, а самому себе – что внизу под нами немало любопытного, как на стекла наплывает начальная и бесстыжая таунтоновская реклама, и в уши назойливо лезет идиотский мотив.
Пролетая над долиной Амазонки; по интереснейшим местам, я с любопытством разглядывал «Третью электрическую» – величайшую в мире гидроэлектростанцию, как вдруг началось:
Чудо-бюст,Сопровождавшие эту пошлятину изображения были выдержаны в самом низкопробном духе. Я в который уже раз возблагодарил Господа бога за то, что не работаю у Таунтона.
Примерно то же повторилось над Огненной Землей. Ракета описала большой круг, чтобы туристы могли посмотреть китобойные промыслы. Под нами было огромное водное пространство, огороженное плавучими бонами – туда свободно проникал планктон, но попавшие в западню киты уже не могли выбраться оттуда. Я с восхищением смотрел, как самка кита кормит детеныша – это напоминало заправку самолета в воздухе. Но тут иллюминаторы опять помутнели – пассажиров начали потчевать очередной порцией таунтоновской рекламы:
Не мудрено, что он к тебе нейдет!Скорей купи наш дивный «Антипот»!Дальнейшее предназначалось непосредственно для органов обоняния. Это уже было свыше моих сил, и мне пришлось воспользоваться бумажным кульком, которым авиакомпания предусмотрительно снабжает пассажиров. А реклама чирикала дальше.
Затем музыка и пение прекратились и последовал грубоватый, прозаический медицинский совет:
«Не задерживайте естественное потовыделение. Это равносильно самоубийству. Врачи рекомендуют пользоваться дезодоратором, но ни в коем случае не астринджентом».
Потом еще раз густо шибануло в нос. Но мне было уже все равно – и в голове, и в желудке у меня было пусто.
Таунтоновские парни любят грубо приправлять свою рекламу медицинскими советами; можно подумать, будто они сами изобрели этот прием.
Мой сосед, невзрачный потребитель в костюме фирмы «Юниверсал», не без удовольствия смотрел, как меня выворачивало наизнанку.
– Что, многовато для тебя, приятель? – наконец спросил он снисходительно-покровительственным тоном человека, не подверженного воздушной болезни. Этот тон хорошо знаком и ненавистен всем, кто страдает ею.
– Угу, – промычал я, чтобы отвязаться.
– Да, от такой рекламы немудрено и захворать, – продолжал он, явно воодушевленный моим красноречивым ответом. Однако этого я уже не мог снести.
– А, собственно, что вы имеете в виду? – спросил я его ледяным голосом.
Он струхнул.
– Я только хотел сказать, что запах, пожалуй, бил немного резковат, – поспешно пролепетал он. – В этой, последней рекламе. А так я ничего не имею против рекламы, я только об одной… Я лояльный гражданин Америки, приятель…
– То-то же, – сказал я и отвернулся.
Но он перепугался не на шутку.
– Я человек благонадежный, приятель. Вся семья проверена, учился в хорошей школе. Сам – по производственной части, у меня в Филадельфии мастерская по изготовлению штампов. Я соображаю – товар-то надо сбывать! Всякое там создание новых рынков сбыта, вертикальная интеграция экономики и прочее. Я вполне надежен… на меня можно положиться, приятель…
– Ладно, – буркнул я. – Тогда не распускай язык.
Он боязливо съежился в своем кресле. Я не испытывал ни малейшего удовольствия от того, что заткнул ему глотку, но дело тут в принципе. Пусть не болтает лишнего.