Торговец тайнами
Шрифт:
– Но если парюра все же здесь, то где? – озвучила Юсса вопрос, который интересовал нас всех.
– В письме написано «под яблоком», – пробормотала я задумчиво. – Не под яблоней, а под яблоком.
– Значит, не в саду, – констатировал Кристофер.
– Со времен Ингрид в доме делался ремонт? – поинтересовался Хейден.
– Конечно, – кивнула я, копаясь в воспоминаниях. – Тут очень крепкие полы, стены и крыша, поэтому их не трогали. Но еще когда бабушка Сойле была совсем молодой, в доме смонтировали отопительную систему. Несколько раз меняли обои и плитку в ванной. Пристроили веранду, потому что
– Яблоко, – задумчиво пробормотала Лотта. – Что же это может быть?
– Картина? – предположила Сола. – Вдруг у вас был когда-нибудь натюрморт с яблоками?
– А может рисунок на старой плитке? – выдвинула еще одну версию Юсса. – Можем позвонить бабуле и спросить.
Мы замолчали, раздумывая и прикидывая варианты. Яблоко… Что же это может быть? Правда что ли позвонить бабушке?
Я потянулась за сумкой, где лежал смарт. Но тут тишину гостиной прорезал громкий металлический бой. Часы бабушки Ингрид старательно отбивали семь раз, не опаздывая ни на секунду. И у меня в голове будто щелкнуло.
– Послушайте, – медленно протянула я. – Ведь эти часы сделал мастер Эрнст Апфель из Элварии. А с элварского «апфель» переводится как «яблоко».
Все взгляды тут же скрестились на часах. Хейден шагнул в угол и присел рядом с ними. Осторожно ощупал нижнюю часть, обхватил корпус, пытаясь сдвинуть в сторону. Тикающий монстр спасовал перед силой змея. Мужчина перетянул его поближе к камину, не оставив ни царапины на дубовом паркете.
Освобожденный квадрат пола казался гораздо более темным, чем те, что были вокруг. Мой змей опустился на колени и стал легонько простукивать его. Мы все наблюдали ним, не отрывая глаз. Ощупав и обстучав пол со всех сторон, Хейден вдруг с силой надавил на одну из паркетин. Послышался тихий щелчок, и она отскочила. Уже без всяких усилий достав остальные, змей открыл небольшую подпольную нишу и вытащил оттуда металлическую коробку вроде тех, в которых продают печенье.
– Тьериль? – позвал змей.
Судорожно сглотнув, я кивнула и забрала ее. Мои пальцы слегка дрожали. Кузины подались поближе ко мне, а Беркин так вообще будто перестал дышать, не сводя с коробки жадного взгляда. Решив не нервировать окружающих, я подцепила крышку когтями.
– Ну? – выдохнул Крис, чуть не роняя свое покрывало.
– Письма? – удивилась я.
– Письма? – неверяще ахнул Беркин.
Вся коробка была заполнена письмами. Старые марки, выцветшие печати, пожелтевшие бумажные конверты, на которых получателем значилась Ингрид Акерман, а отправителем – некто «Б». Я раскрыла один конверт и достала оттуда письмо, написанное твердым мужским почерком.
– «Моя дорогая, бесценная Ингрид. Наша разлука длится всего неделю, а мое сердце уже рвется к тебе, за океан. Тоска настолько велика, что порождает желание удержать тебя своей властью, оставить тебя для себя одного. Но я прекрасно понимаю, что соловьи не поют в клетках, пусть даже и золотых. Они лишь чахнут, теряя волю к жизни, как зачахнешь и ты, моя дорогая. И поэтому я отпускаю тебя и буду отпускать и впредь, лелея одну только надежду на то, что ты обязательно вернешься ко мне. Я буду ждать тебя, всегда и везде. Твой Б. Несвободный, но любимый и любящий».
Я
– Это письма короля Бернарда, – озвучила очевидное Лотта. – Те самые, которые он писал Ингрид.
– Значит, он и правда любил ее, – прошептала Юсса и моргнула. На ее глазах блестели слезы.
– Здорово, – пробормотал явно разочарованный Крис, которого романтические письма совсем не впечатлили.
– И никакой парюры? – переспросил Беркин жалобно. – Точно-точно? Вы уверены?
Я еще раз осмотрела шкатулку, осторожно передав письма Соле. Хейден заглянул в тайник и, тщательно ощупав его изнутри, покачал головой. Сосед издал то ли вздох, то ли стон, полный бесконечного сожаления.
– История о том, как поиметь проблем на ровном месте, – констатировала Юсса, глядя на него.
– Выходит, самой большой драгоценностью вашей прабабушки были эти письма? – спросила Сола. – Именно о них она писала своей подруге?
– Выходит, что так, – я вздохнула и погладила бумагу. – Ни деньги, ни украшения, ни даже дорогущая парюра. А письма от любимого мужчины. И память о нем.
На Беркина было жалко смотреть. Сегодня он пережил не просто крушение своих грандиозных планов, но и осознание того, что все это было зря. Он сам себе придумал сокровище, ради которого пошел на преступление. И теперь будет за это отвечать.
– Что ж, думаю, моя помощь вам тут больше не нужна, – сказал Хейден и развернулся к моему соседу. – А мы с вами поедем в Департамент.
Понурившийся Беркин без всяких возражений и попыток оправдаться отправился со змеем. Кристофер убежал в ванную переодеваться.
– Да, вот вам и нескучный вечер, – вздохнула Сола.
– Знаешь, Риль, – заявила Юсса, – твой сосед – идиот.
– Потому что слишком близко к сердцу принял слово «драгоценность»?
– И поэтому тоже. Но детективов в своей жизни он явно не читал. Кто ж совершает преступления так… так непродуманно и глупо? Копать под деревьями, пытаться вытащить у тебя ключи, когда запасные лежали просто под горшком. Еще и на Хейдена напал.
– Не всем дано быть криминальными гениями, – спокойно пожала плечами Лотта.
– Главное, что мы разобрались с этими странностями. И нашли причину.
Наши взгляды скрестились на коробке, стоявшей на журнальном столике. Навскидку, там лежало десятка четыре писем. Писем, полных любви, нежности и тоски.
– Что мы будем с ними делать? – тихо спросила Юсса, глядя на письма. – Спрячем обратно?
– Зачем? – хмыкнула я.
– Эти письма, конечно, историческая ценность, – заметила Лотта. – Но свет они увидеть не должны.
– Почему не должны? – поинтересовалась Сола.
– Сейчас на троне Каринтии сидит внук Бернарда. Вряд ли ему будет приятно читать переписку деда и его фаворитки. Да и вообще, не нужно ворошить прошлое. Ни Ингрид, ни Бернард не заслужили, чтобы их имена начали трепать через столько лет.
– Согласна, – кивнула я. – И поэтому предлагаю сделать вот что...
На Бронн уже давно опустилась ночная темнота. Мы с кузинами и Солой стояли в саду, возле небольшого костерка, который устроили на паре камней и старой кафельной плитке. Его жар грел нам ладони, дым щекотал ноздри, а неровный свет раскрашивал сад причудливыми тенями.