Торговец тюльпанами
Шрифт:
— А что такого? — сказал ректор, не разделив его изумления. — Если они здесь не научатся пить, кто же и где их научит? Да, тюльпанщики много пьют: они считают, что дела лучше вести с разгоряченной, а не с холодной головой. По слухам, турки получают красные цветы, смачивая ростки вином, а у нас в Голландии вином спрыскивают торговцев!
На пороге комнаты для сделок Виллема остановил застегнутый на все пуговицы старик, который составлял список собравшихся.
— Минутку, молодой человек! Вы из коллегии Красного жезла?
— Он со мной! Я за него ручаюсь! — крикнул
— Это секретарь коллегии… — пояснил регент чуть позже. — Его прозвали «господин Засов», потому что пускает сюда не всех. На вид он не больно ласков, но на самом деле человек неплохой… Да, кстати, поскольку ты здесь впервые, тебе, возможно, сегодня достанется: кто-то ущипнет, кто-то крикнет: «Смотрите, в нашем борделе новая девка!» Не обращай внимания, для них это шутка, а для тебя — часть посвящения в профессию…
За дверью входящих ожидала стопка грифельных досок. Мелки все тот же господин Засов выдавал по одному, опасаясь, как бы кто-нибудь не схватил сразу несколько. В просторной комнате каждый занимал за одним из составленных в круг столов привычное место. А Паулюс, перед тем как сесть, обошел знакомых торговцев, протягивая каждому руку, а иногда подставляя щеку, всякого награждая звучным комплиментом, кое-кому нашептывая на ухо, других угощая дружеским шлепком или панибратским щипком, иным подмигивая, словно в подтверждение заключенной между ними сделки. И всем подряд представляя Виллема — то как своего «самого блестящего ученика, а вскоре и компаньона», то как «парня, который видит все насквозь и считает лучше некуда», — а тот смущался, слыша такие похвалы в свой адрес. Когда Паулюс, завершив обход, уселся среди самых важных персон на предназначенный ему стул, юноше стало куда легче, и он, найдя свободный табурет, робко пристроился рядом с покровителем.
Торги начались без промедления. Один из продавцов вытащил из кармана узелок, развернул ткань и, обменявшись с секретарем несколькими словами, передал тому луковицу. Господин Засов, слушая продавца, кивал и что-то записывал на грифельной доске, которая была у него больше, чем у остальных. Остальные тоже принялись писать на своих досках… нет, не писать — чертить или рисовать, и видно было, что это дело для них привычное. Рисунки у всех оказались одинаковые: две расположенные одна над другой фигуры, внизу кружочек, наверху латинское «S», — и вертикальная черта, словно бы разрезающая обе фигуры на половинки:
Секретарь объявил, что сумма залога составит на этот раз шесть стёйверов, и Паулюс сразу же вписал цифру в кружок, одобрительно заметив: «Неплохая сумма! Двенадцать кружек пива или по две порции вина всем присутствующим! Ценная, похоже, луковица!» Он обращался не столько к примостившемуся справа от него Виллему, сколько к сидящему слева почтенному тюльпанщику с бородой в форме трапеции. Юноша, ничего не понимая, тщательно скопировал рисунок, как срисовывал бы иероглифы, и его растерянность позабавила учителя:
— У нас тут своего рода аукцион, все
Луковицу без всяких предосторожностей передавали из рук в руки, ее ощупывали, обнюхивали, скребли ногтем, пробовали на зуб, смотрели на лунный свет или против огня — словом, терзали по-всякому, Виллем, будь он на месте продавца, опасался бы последствий столь бесцеремонного обращения с нежным товаром, но здесь, похоже, так и было положено. Все время, пока длилось обследование луковицы, распорядитель торгов отвечал на вопросы участников аукциона, а те, выслушав ответ, хмурили брови — видимо, считая это достаточным, чтобы изменить цену.
— Gheel ende Root Van Leyden, говорите? Луковицы у него куда крупнее, сам видел… Вы уверены, что тюльпан не болен?
— Совершенно здоров.
— У этого сорта только желтые и красные цветы бывают, а такие никому не нравятся.
— Вот уж нет, любителей пока хватает!
— Луковица кривобокая.
— Она сухая.
— Она шелушится.
— Хилая какая-то, размером с оливку…
— Господа, даже если вам она не нравится, не отговаривайте других от покупки!
Обойдя всю комнату, луковица вернулась в руки продавца. Секретарь между тем успел записать в верхней половине буквы «S» самую высокую из названных покупателями цену, а в нижней — самую низкую. Виллем разволновался, осознав, что речь идет о сотнях флоринов. Продавец вроде был не слишком доволен последним предложением, но, поломавшись, в конце концов согласился на восемьсот тридцать девять гульденов. Тогда рисунок трижды перечеркнули, а потом обвели большим кругом. Продажа состоялась. Ни луковицы покупатель не получил, ни денег продавцу не выплатил, выполнил свои обязанности только секретарь: он записал сделку, — а все остальное совершится позже, вдали от любопытных глаз.
— Сколько луковиц выставлено на продажу? — шепнул Виллем на ухо регенту.
— Сегодня — два десятка поштучно. И еще несколько корзин с теми, которые не имеют особой ценности, с дешевкой, как говорится — такие уйдут по пятьдесят-шестьдесят гульденов за фунт… Не беспокойся за свою луковицу, она уже записана, и я поговорил о ней с секретарем.
— Что? О чем вы поговорили с секретарем? О какой луковице? — Виллем побледнел как смерть.
— О той, что лежит у тебя в кармане, черт возьми!
Ректор, совершенно уверенный в своих словах, ткнул пальцем в нагрудный карман Виллема, тот страшно удивился, почувствовав, что ему в грудь упирается тверденький шарик, пошарил в кармане и вытащил луковицу Admirael Van Engeland в атласном мешочке.
— Молодец, что принес ее — отличная мысль! Разве придумаешь лучший способ обучения? Я так и знал, что ты решишься ее продать.
— Господин Берестейн, клянусь, я ничего не клал в этот карман!
— Значит, это сделал твой брат или одна из твоих сестер, а может, и служанка, откуда мне знать… Да и не все ли равно? Луковица здесь, и вскоре ты сможешь со всеми на равных выставить ее на торги. Желаю удачи, юный Деруик!