Тори
Шрифт:
— Можно? — протянул руку, забирая упаковку. Приоткрыл. Понюхал. Слегка дернулся в сторону. — Нет. Не надо. Тоха, газеты есть в доме?
— Да. Сейчас принесу.
Я стояла, не понимая, что происходит. Что не так?
— Не обращай внимание. — Сказал мне Сергей, убирая кулек в сторону.
— Есть хочешь? — спросил Виктор, минут через десять, когда продукты были выложены, и на столе горела маленькая свеча-таблетка.
— Нет. Водка есть?
Антон подавил смех.
— Коньяк. Будешь?
— Да.
Выпив пару рюмок, спросила:
— Где
— Кури тут.
— И будем сидеть до утра, словно в аду?
— Идем. На кухне можно. На улицу лучше не выходи. — Антон встал, показывая рукой в сторону.
Проводив меня, тоже достал сигареты. Помог прикурить.
— Чей это дом?
— Дача друга.
— Он в курсе?
— Да. Сколько лет сыну? — спросил вдруг.
— Через месяц будет шесть. — В горле запершило.
— Как зовут?
— Дима.
Он, судя по всему, хотел спросить еще что-то, но я взмахнула рукой:
— Не надо. Пожалуйста. Не могу…
Антон не ответил. Докурил буквально за две тяги, и, потушив сигарету в блюдце, ушел. Оставшись одна, подошла к окну, в поисках форточки. Хотелось глотнуть свежего воздуха. Немыслимо, как выхлоп двух сигарет может превратить довольно большую комнату в тамбур.
— Нет. Не открывай. — Виктор появился на пороге.
— Почему? Дышать же нечем.
— Потому, что запах может выдать нас, если кому-то придет в голову следить.
— И кто станет принюхиваться возле окна?
Он не ответил. Тяжело вздохнул.
— Ты докурила? Идем.
Мне ничего не оставалось, как затушить окурок. Поравнявшись с ним, вдруг почувствовала руки на своей талии. Они впечатали меня в стену. Горячие губы, атакуя, накрыли мои. Стиснула зубы, думая лишь о том, какой гадостью сейчас от меня разит. Он отстранился резко, с силой выдохнув.
— Иди. — Слово, как пощечина, болью отозвалось в груди.
— Прости. — Совершенно неправильное слово. Я понимала, но сказала. Господи! Ну, зачем это все сейчас?! Нет сил. Нет сил ни на что. Главное — вернуть Диму. С остальным винегретом можно разобраться потом. Если кто-то свыше даст такую возможность. Если у меня достанет сил, посмотреть в глаза правде. Если я, наберусь смелости… И еще тысяча «если»! А сейчас, как говорят по-татарски: «Алга»! То есть вперед! И только алга!
На следующий день, я ехала в машине на заднем сидении, старательно делая вид, что не слышу мычания и периодического глухого рева из багажника. Как же хорошо, что меня избавили от этого, когда мы возвращались из Черниговской области! Невозможно. Даже если на кону стоит жизнь самого дорогого тебе человека. Это жутко. Это больно. Это невыносимо. Мой бывший муж пытался спасти себя. Он дергался, крича и ударяясь телом там, где только мог достать.
— Мы на подъезде. Из машины ни шагу. — Краткий инструктаж, в момент остановки авто. — Пригнись, а лучше, ляг на пол.
— Что?! — от страха, психика стянула нервы в крепкий узел.
— На пол! Быстро! — команда с его
Виктор вышел из машины, открыл багажник и вытянул оттуда Илью. Схватив за локоть, потянул за собой.
Не помню, сколько прошло времени. Десять минут? Полчаса? Дверь слева открылась, и знакомая рука запихнула в салон Диму. Сердце чуть не выскочило из груди.
— Сына! — прижала его так, что казалось, впечатаю в себя. Он уткнулся мне в шею, тихонько скуля:
— Мама! Мамочка!!!
Хлопнула дверь. Рывок, и машина дернулась вперед. Меня трясло. Слезы котились по щекам. Я была на грани потери сознания. Из этого состояния меня вывел жесткий тон голоса Виктора:
— Женевьева Арнольдовна попросила отвезти вас к ней. Ты не против?
Сил на ответ не было. Я прижимала к себе маленькое тельце и не могла найти слов. Усадив малого на колени, дышала ним, его вдруг чужим запахом, которым пропитался за эти дни. Сердце разрывалось от боли и эйфории. О, боже! Дима! Жизнь моя! Сокровище мое! Мой воздух!
Максим поселил нас в своем доме. Женька с ним и Олегом жили в другом, недалеко. На мои попытки благодарности глянул так, что пришлось заткнуться:
— Рит, ты о чем вообще?
— Спасибо, Макс…
— Перестань, пожалуйста. — Скривился в ответ, словно жевал лимон. — Если что-то надо — говори сразу, слышишь?!
— Да…
Женя не отходила ни на шаг. Она тискала Димку, словно это был ее ребенок, а не мой.
— Ритуль, ты поспи. Я посижу с ним…
— Жека, ты ненормальная. Готовься. Будешь крестной.
— Ого! Ярая атеистка пошла на попятную? — она аккуратно погладила малого по голове.
— Да уж. Старею. — Стараясь скрыть дрожь в голосе, прошептала ей в ответ.
— Димыч уснул, может, курнем?
— Нет. Не могу. Я боюсь, Жень, даже на шаг от него отходить боюсь…
На следующее утро проснулась, словно после боя. Побитая, уставшая, но, счастливая! Дима гладил меня по лицу:
— Мам, я тебя очень люблю! Больше всех! Не бросай меня…
Я, подавив зачатки истерики, нашла в себе силы прошептать:
— Сынуля, никогда! Никогда не брошу! Ты — мое солнце! Радость моя! — обняла и прижала к себе, сколько было сил. — Погоди. Дай, умоюсь. И вообще. Чистить зубы — никто не отменял!
— А где мой дракоша? — Димка вспомнил о своей зубной щетке.
— Дома. А пока поищем, что тут у Женьки есть…
— Ты же… со мной? — он посмотрел вопросительно, опасаясь чужого дома.
— Разумеется! — глотая слезы, выдохнула в ответ.
Два дня — словно в тумане. Женевьева нашла для нас психолога. Он приезжал каждый день, разговаривая со мной и с Димой. Часовые сеансы, как ни странно, имели положительный эффект. Сын, стал потихоньку приходить в себя. Я — тоже. Несколько раз списывалась с Алексом. Его звонки сбрасывала.