Торлон. Трилогия
Шрифт:
Проведя шершавой ладонью по вспотевшей от быстрой ходьбы голове, Фокдан почувствовал колкую щетину. Давненько он не брал в руки скребок. Сколько же времени прошло с гибели заставы? Хотя нет, последний раз он успел побриться в Вайла’туне, перед самым выступлением в поход. Старый скребок остался гореть на заставе, так что с непривычки он поцарапался и вынужден был выслушивать беззлобные шутки спутников про некую «когтистую бабенку». Кстати, костяной скребок случайно нашелся на пепелище, однако пожар привел его в такое негодное состояние, зачернив и снабдив острыми зазубринами, что Фокдан лишь повертел его с грустью в руках и бросил
Местами земля под ногами превращалась в глину, и он вяз в ней, спотыкаясь и теряя не только равновесия, но и остатки терпения, чего не случалось с ним ни при бесконечном сидении в засаде, ни в безнадежных погонях за шеважа по непроходимым чащам Пограничья, ни в долгие дни безделья на позабытой всем миром заставе. Вероятно, виной тому был взгляд со стороны. Его собственный взгляд. Одинокий, отчаявшийся обрести покой путник, бредущий по жирной топи, грязный с головы до ног, спотыкающийся от усталости и сознания безнадежности своего бесцельного странствия между землями, заселенными врагами. Врагами друг другу и его врагами. Он — между молотом и наковальней. Меч от этого становится только прочнее. Сможет ли он стать мечом? Или еще один неточный удар сомнет его вконец, заставит безвольно пасть на колени и склонить голову перед всесилием неправедной судьбы?
Его окликнули. Может, послышалось? Он оторвал взгляд от холодной жижи под ногами и поднял голову.
— Кто идет? — Голос был явно детский, но звучал неподдельно сурово.
Фокдан не сразу заметил в высокой траве справа от себя островерхую меховую шапку. Такие шапки, сшитые наспех из остатков шкур, заботливые матери напяливали на своих отпрысков в преддверии зимней стужи. Из-под шапки на него смотрели два прищуренных мальчишеских глаза. А еще на Фокдана смотрело неприветливое острие туго натянутого арбалета, казавшегося еще более опасным оттого, что его нетвердо держали неумелые детские руки.
— До туна далеко? — ответил он вопросом на вопрос.
— Смотря какой тун тебе нужен. — Мальчуган, к счастью, его не боялся и не спешил пускать в ход оружие.
— Да тут, кажись, поблизости только один тун и есть? — Фокдан чуть было снова не забыл с таким трудом воскрешенное в памяти имя. — Ты Тэрла знаешь?
Арбалет опустился клювом в траву.
— Я-то знаю… а ты кем будешь? Что-то я тебя тут не видал никогда.
— Это потому, сдается мне, что я не бывал в ваших краях больше зим, чем тебе от роду. Меня Фокданом зовут. А тебя?
— Таффи я. Ладно уж, проходи.
— А ты что ж, не проводишь меня?
— Некогда мне всякого провожать. Я тут дорогу охраняю. — Мальчуган снова поднял арбалет и отступил в заросли.
— А далеко еще до туна?
Никто ему не ответил. Нечего сказать, гостеприимная встреча. Хорошо еще, что не стрельнул без разбору, как водится, на всякий случай. Интересно, с каких это пор фолдиты отправляют в дозор малых детей? Неужто взрослые перевелись? Или они нашли себе занятие поважнее собственной безопасности?
Вскоре выяснилось, что его догадка недалека от истины. Сперва до слуха Фокдана донесся отчетливый перестук
Потом он учуял запах жилья. Странно, что не произошло наоборот. Обычно до него первыми доносились запахи и лишь потом — звуки. Когда Фокдан служил на заставе, ему иногда казалось, будто он может различить родную смесь ароматов далекого Вайла’туна, что вряд ли было правдой, однако ему нравилось взбираться на самую верхотуру главной сторожевой башни и представлять себе соплеменников, ворошащих солому в стойлах, разводящих костры или готовящих еду в теплых печах. Спускаясь с башни вниз, он вновь погружался в лесные, привычно грубые запахи заставы, но там, наверху, он был уверен, что ощущает связь с настоящей жизнью.
Сейчас пахло дурно чадящими факелами, свежей древесиной и наваристой кашей.
Дорога вывела его прямо к высокому частоколу, которого здесь точно не было, когда они навещали этот тун в прошлый раз. Не тун, а прямо целая застава. Что ж, самое время укрепляться. Молодец Тэрл, коли вовремя смекнул, что сейчас важнее. Если он не один такой, может, окраинам Вайла’туна и удастся выстоять…
За частоколом бросались в глаза три островерхие крыши. Кто-то легкомысленно закрепил на углах факелы, и длинные языки огня, раздуваемые ветром, грозили подпалить дерево. Обычно вабоны так не делали. Но сейчас столь опасный поступок почему-то смотрелся не глупостью опрометчивых хозяев, а грозным вызовом — ветру, лесу и наступающей ночи.
Ворота, точнее, мощная калитка из плотно сколоченных, вероятно, не в один слой досок, была заперта изнутри. Перелезть через частокол в этом месте не представлялось возможным. Да и не хотел бы Фокдан производить впечатление не только незваного, но и навязчивого гостя.
Между тем частый перестук топоров, делавших свое дело где-то поблизости, лишал его возможности поступить так, как поступали добропорядочные люди, то есть вежливо ударить раз-другой в створ калитки, чтобы привлечь к себе внимание привратника или дозорного. Разумеется, он все же ударил кулаком по неструганым доскам, однако ничего за этим, как и следовало ожидать, не последовало. Гостей здесь явно не ждали.
Фокдан побрел вдоль частокола в сторону Пограничья, поскольку именно оттуда и доносился шум деревянных дел мастеров. Он знал, что увидит, и не ошибся. Фолдиты возводили дополнительные укрепления. Если остроконечные бревна частокола поблизости от калитки имели высоту в полтора-два человеческих роста, то по мере отдаления от нее они начинали больше смахивать на настоящие стены лесной заставы. То и дело там и сям наверху между бревен виднелись пропилы, что свидетельствовало о наличии по другую сторону если не настоящих рант, то уж во всяком случае, настилов, на которых могли при необходимости прятаться лучники. Здесь чувствовалась рука знающего виггера или даже кого-то из эльгяр. Причем, судя по темной древесине, укрепления эти были возведены вовсе не вчера, а заранее, в то время, когда никто еще не предвидел дерзкого выхода дикарей из-под надежной защиты лесной чащи.