Торнатрас
Шрифт:
– Но у него не было ничего, кроме скромного заработка! – возразила мама. – Разве что жалкие чаевые от пассажиров корабля.
– У него была его музыка. И еще доброта и сочувствие к людям…
У мамы глаза опять были на мокром месте. Тетя Мити протянула через стол руку и коснулась ее щеки.
– Эвелина, я уверена, что ты сохранила письма Альваро, – мягко сказала она.
Вместо ответа та кивнула на большую лакированную шкатулку с кроликами, стоящую на телевизоре:
– Они все здесь. – Она снова всхлипнула и утерла слезы рукой.
– Вы не помните, чтобы он писал вам из последнего круиза что-нибудь о графе Райнольди? –
– Этот сумасшедший старик! – сразу вспомнила Коломба. – Он еще падал в бассейн, а папа его оттуда вытаскивал. И еще он все время был безнадежно влюблен – никакие серенады не помогали!
– Ему удалось уплыть на спасательной лодке вместе с еще девятью пассажирами, – с горечью сообщила синьора Эвелина.
Она так и не простила им, этим десятерым выжившим, что спаслись именно они, а не ее Альваро. В последнем письме муж писал, что эксцентричный старый граф был очень даже мил, давал царские чаевые, а когда чуть не получил инфаркт, протанцевав всю ночь с отвязной девицей из Венесуэлы, попросил перенести его в каюту к Альваро, потому что только рядом с ним ему было спокойно.
– Но он не умер от инфаркта. И не погиб при кораблекрушении. Этот девяностосемилетний старик! К тому же одинокий, не знавший, куда девать свои деньги. Разве это справедливо, Мити? А Альваро был молодым, и у него были мы… Почему его не взяли в эту проклятую лодку?
– Теперь бесполезно об этом думать, – сказала тетя Мити. – Как вышло, так вышло. Граф, однако же, оказался человеком благодарным. Пятнадцать дней назад он умер и перед смертью вспомнил о вас в своем завещании. Родственников у него, как ты знаешь, не было, и, зная о ваших стесненных обстоятельствах, он решил оставить все вам.
Мама так и осталась с раскрытым ртом.
– Все нам. Как будто в телефильме, – пробормотала она.
– Но как ты об этом узнала, тетя? – спросила я.
– Нотариус, у которого хранится завещание, дружит с моими адвокатами и сразу поставил нас в известность.
– А ты уверена, что на наследство нет других претендентов? – с тревогой спросила мама. В телесериалах наследники всегда дрались между собой до последнего.
– Не волнуйся, с этим все в порядке. Близких родственников у него нет. Адвокаты проверяли, поэтому я не сразу вам сообщила, чтобы не было разочарований. Завещание составлено как надо. И подумайте только, граф был настолько предусмотрителен, что оставил нотариусу сумму, покрывающую налог на наследство, плюс еще сколько-то на переезд. Так что от вас самих ничего не требуется.
Я уже писала, что в свой одиннадцатый день рождения я разбогатела. Звучит впечатляюще, но, честно говоря, я немного преувеличила.
Во-первых, разбогатела не я, а моя семья: мама, я и Лео. Во-вторых, смотря что под этим понимать. Не подумайте только, что теперь у нас есть виллы, машины, драгоценности, беговые лошади, фирмы, магазины, яхты, собственные самолеты, кредитные карты, картины
У нас есть только эти двенадцать миллионов, которые (так говорит тетя Мити) пойдут на перепланировку квартиры и на обустройство. Потом вдобавок к папиной зарплате мы будем каждый месяц получать арендную плату с семи остальных сдающихся квартир.
По-моему, это очень много, но тетя Мити говорит, что дом старый, жильцы – люди скромного достатка и арендная плата очень низкая. Этих денег нам должно хватать на спокойную жизнь без излишеств – только и всего. Зато бояться и беспокоиться больше не придется. Если, конечно, мама сдержит свое обещание.
Э-будем-посмотрети, как говорит Араселио.
Так заканчивается первая часть истории моей жизни, потому что сейчас 23.46 двадцать первого мая – моего одиннадцатого дня рождения. Через четверть часа начнется вторая часть, но я уже буду спать.
Отложим все до семи часов завтрашнего утра. Спокойной ночи.
Глава шестая
Рассказ о второй части моей жизни должен начаться с приезда в Милан. Но сперва, я думаю, нужно сказать несколько слов о нашем новом доме.
Мы согласились с тетями, что лучше оставить в Генуе большую часть мебели, старой и отслужившей свое, и купить новую. Так и грустных воспоминаний будет меньше.
Прежде всего мы решили расстаться с газонокосилкой. Станиславу удалось продать ее за меньшую цену своему соотечественнику, который работает садовником в загородном клубе.
Телемагазин мама теперь вообще не может видеть.
– Переключи, переключи, ради бога, – кричит она, чуть не плача, как только видит на экране одного из своих недавних фаворитов. – Я поклялась памятью вашего отца, что ничего больше не куплю у этих вымогателей. Из-за них я чуть не уморила вас голодом. Моих дорогих деточек! Никогда себе этого не прощу.
Тот случай произвел на нее такое впечатление, что теперь она решила вообще ничего не покупать самостоятельно, даже в магазинах, и не держать в руках больше сотни лир. Деньги на повседневные расходы она доверила мне, а в остальном целиком положилась на тетю Мити и тетю Динуччу, подписав доверенность на их имя. Они должны были получать арендную плату, ходить на собрания жильцов и заниматься ремонтом.
Тетя Динучча позвонила в строительную фирму, где работал гидравликом Станислав, и заказала перепланировку в новой квартире. Тетя Мити вручила каждому из племянников план их нового жилища и каталог «Икеи», чтобы они сами выбрали себе обстановку. (Прошло время, когда они спали в одной комнате, теперь у каждого будет своя отдельная.)