Торпедный катер
Шрифт:
— Брось, кум, тратить силы, ступай на дно.
— Ты о чем?
— Разве не знаешь? — говорит мне Сергиенко, а у самого губы белые и подрагивают. — Витька Шаповалов проел наши денежки.
Нередко бывает, что при известии о каком-либо несчастном случае, аварии или катастрофе люди задают бессмысленные
— До копейки? — бессмысленно спросил я.
Сергиенко оторопело поглядел на меня и отошел.
И тут я увидел, что вокруг все наши: и Карнеев, и Ворочилин, и Глуз, и Лида Ваккар, и Кошка, и Ладейников, и Грызлов, и Панков, и Шугаев, и Нинка Варакина, и глаза у нее красные, будто она плакала, и другие ребята…
Растрату обнаружил председатель нашей базы Мажура, неожиданно вернувшийся с воинского сбора. Мажура запер дверь пионерской комнаты и набил Витьке морду. Что было с Шаповаловым дальше, не знаю: мы с ним больше не встречались…
За мою жизнь мне пришлось видеть немало человеческих падений. С высот величия и власти низвергались в позор и бесславие люди покрупнее нашего пионервожатого. Помню, с какой мукой я и мои сверстники выдирали из сердца Кнута Гамсуна, когда певец Глана и Виктории стал махровым фашистом. И все же никогда не переживал я такой боли… Витька был нашим героем, его похвала или осуждение значили для нас все, мы хотели походить на него, мы даже не ревновали к нему наших девчонок, поголовно в него влюбленных, настолько неоспоримым было его прэвосходство. Но я думал не только о нем, — я думал, как серьезно и доверчиво вручали нам люди свои деньги, а мы, пусть невольно, обманули их; я думал о бледных, строгих и добрых лицах наборщиков и о Борькином пятачке, единственном его достоянии. К чему были все наши волнения, радости
…Всем нам было в разные стороны, но, не сговариваясь, мы двинулись к Чистым прудам. И чего нас сюда понесло? Было ветрено, знойко, а возле серой, угрюмой воды еще холодней и неприютней. Кто-то вспомнил, что на этом вот самом месте мы окликнули Витьку Шаповалова.
— Как он тогда вертелся, гад! — заметил Ладейников. — Чуяла кошка, чье мясо съела.
— Мы-то думали, он из-за галстука, — невольно усмехнулась Лида.
— А я, кстати, почувствовал, что от него винищем несет, только сам себе не поверил.
— Хватит, раскаркались! — с обидой и злостью крикнула Нина Варакина.
Разговор умолк.
— И чего же мы будем делать? — нарушил наконец молчание унылый голос Ворочилина.
— Как чего? — Карнеев поднял поголубевшее от холода худенькое лицо. — Достанем новые подписные листы и опять соберем деньги.
Мне никогда не забыть, как спокойно, уверенно и прекрасно прозвучали эти простые слова.
— Ну да… конечно… — удивленно пробормотал Ворочилин. — А чего же еще?
Все рассмеялись. Мы думали, что смеемся над наивной растерянностью Ворочилина, а мы смеялись от радостного, гордого чувства…
И тут появилась длинная шарнирная фигура Юрки Петрова.
— Гражданская панихида по товарищу Шаповалову окончена?
— Знаешь, Петров, катись ты со своими шуточками куда подальше! — сказала Лида Ваккар.
— Дальше некуда! — беззаботно ответил Петров. — Я думал, думал, и решил прикатиться к вам. Только вот, как быть с присягой? Неловко старому, больному человеку говорить: «Я, юный пионер, даю торжественное обещание…»