Торжище брака
Шрифт:
Второго октября выдался особенно тяжелый день. Больной, видимо, страшно страдал, но, погруженный в какое-то тяжелое забытье, ничего не слышал и не видел окружающих его лиц. Задержанный неотложными делами, адмирал прислал записку, в которой извещал, что приедет завтра и проведет целый день со своим другом.
Вечером Ардатов открыл глаза. Он был в полном сознании, но чувствовал себя страшно слабым. Какое-то тайное беспокойство мучило его. Отказавшись от всякой пищи, он потребовал, чтобы привели Гришу и Олю, которых крепко обнял и благословил. Заливаясь слезами, Тамара заняла свое обычное место у изголовья больного. Верная Шарлотта ни за что не хотела
Больной впал в молчаливое состояние и, казалось, заснул. Никогда еще часы не тянулись так долго для молодой девушки. Ей казалось, что этой ужасной ночи с ее зловещим молчанием никогда не будет конца!
Около трех часов ночи она отослала Шарлотту спать. Отец, по-видимому, крепко спал, и экономке необходимо было отдохнуть. Оставшись одна, Тамара пыталась молиться, с беспокойством прислушиваясь к слабому и неровному дыханию больного. Прошло около часа, как вдруг Ардатов сделал резкое движение и слабым голосом позвал Тамару.
— Ты одна? — прошептал больной, когда дочь нагнулась к нему. — Ты бы позвала кого-нибудь, дорогое дитя! Кто знает, что может случиться… Я чувствую себя очень странно… Я сейчас видел твою мать: наступает час смерти. О, как ужасно умирать в моем положении!
Ледяная дрожь пробежала по телу молодой девушки, сердце как будто перестало биться. Стараясь победить свою слабость, она упала на колени и сжала в своих руках руки умирающего.
— Милый, дорогой папа! Я надеюсь, что милосердный Господь избавит нас от этой ужасной разлуки! Но если такова Его воля, то разве смерть не есть освобождение от всех страданий?.. И если ты видел маму, то это значит, что она пришла за тобой и ты не будешь один, покидая нашу землю.
Николай Владимирович с усилием повернул свое лицо к дочери.
— Ты не боишься смерти, Тамара, потому что тебе не в чем упрекнуть себя, а я много грешил! Презренный отец, я погубил будущность своих детей… я навлек на них несчастье, и Господь не простит меня!..
— Нет, нет! Тебе не в чем упрекать себя, дорогой папа! Молитвы и любовь последуют за тобой к престолу Всевышнего, так как мы, которые одни можем роптать, мы благословляем тебя и молимся за тебя. В эту торжественную минуту я клянусь тебе, что нисколько не жалею о потерянном богатстве! Я молода, сильна и богаче других одарена от природы. Я могу работать, и Господь поможет мне выполнить мой долг. Итак, не думай о смерти, как о чем-то ужасном — смотри на нее, как на тихую пристань, где ты обретешь покой! Давай помолимся вместе… Хочешь, я почитаю тебе Евангелие?
Больной сделал утвердительный знак. Тогда Тамара встала, откинула драпировку, чтобы он мог видеть освещенные лампадой образа, и зажгла свечу. Потом прочла прерывающимся от слез голосом несколько стихов из Евангелия.
Когда она снова опустилась на колени у кровати, то заметила большую перемену, происшедшую в состоянии больного. Глубокое спокойствие и тихая покорность сменили беспокойство и нравственные страдания, мучившие его прежде. С невыразимой любовью Ардатов смотрел на свою дорогую дочь, дрожащие губы которой шептали слова утешения, мира и надежды на лучшую жизнь, призывая милосердие Божье на того, кто готовился предстать перед Всевышним Творцом и отдать отчет в своих делах. Под влиянием этого взгляда, полного признательности и любви, Тамара почувствовала, как какое-то странное спокойствие овладело ее измученной душой. Пламенная молитва молодой девушки, уничтожая всякую мысль о земном, согревала и укрепляла страждущую душу умирающего, которая в страхе
Вдруг молодая девушка вздрогнула. Умирающий с необыкновенной силой приподнялся и сел на кровати. Широко открытые глаза его были устремлены в пространство, а здоровая рука потянулась к кому-то невидимому.
— Свангильда!.. Отец!.. Вы зовете меня!.. О! Благодарю… иду!.. — пробормотал он, опрокидываясь на подушки, причем лицо его приняло радостное выражение.
Молча и дрожа всем телом, смотрела на него Тамара, думая, что все кончено, но в эту минуту отец открыл глаза и слабо пожал ей руку.
— Будь благословенна, дорогое дитя мое, за твою самоотверженную любовь, и пусть Господь, Отец всех сирот, укрепит и поддержит тебя!.. Я же надеюсь на милосердие Божье, вестниками которого явились моя дорогая жена и мой отец, а теперь — больной осенил себя крестным знамением — да будет воля Твоя, Боже мой!.. В руки Твои предаю дух мой…
Последние слова, как тихое веяние ветра, слетели с посиневших губ Ардатова. Дрожь пробежала по всему его телу, члены сразу как-то выпрямились и… все было кончено!
Страшно бледная, чуть дыша, Тамара продолжала стоять на коленях, все еще сжимая в своих руках руку умершего. Она не плакала, члены сковало какое-то тяжелое оцепенение. Вдруг глаза ее закрылись, а голова тяжело упала на край кровати: молодая девушка потеряла сознание.
Было около семи часов утра, и весь дом еще стоял погруженный в мертвое молчание. Один Иван, протирая сонные глаза, лениво ставил в кухне самовар, когда к подъезду быстро подкатилась карета адмирала. Сильно удивленный таким необыкновенным явлением, лакей бросился открывать двери и на вопрос: «Что с барином?» ответил, что, вероятно, он спит, так как барышня еще никого не звала. Несмотря на видимое беспокойство, Сергей Иванович не решился прямо с улицы войти к больному, в комнате которого царило глубокое молчание. Странный случай привел адмирала в такой ранний час. Было только половина шестого утра — как он в этом впоследствии убедился — когда он почувствовал, что чья-то холодная рука прикоснулась к лицу, и быстро вскочил с кровати. При слабом свете ночника он увидел, что у кровати стоит какой-то человек, и с крайним удивлением узнал в нем своего друга Ардатова. Последний пристально посмотрел на него и, сделав прощальный знак рукой, исчез.
Адмирал окликнул его, затем зажег свечку и стал искать, но комната была пуста, и ничто не нарушало тишины. И как мог еле двигавшийся больной попасть ночью в город? Сергей Иванович был здоровый и прозаический человек, никогда на своем веку не видевший ничего сверхъестественного. Но в данном случае он не мог сомневаться, что видел тень, и им овладело убеждение, что его друг умер или лежит в агонии. Быстро одевшись, он приказал запрягать и во весь карьер прискакал к Ардатовым, чтобы узнать, что там такое случилось.
Пока он старался согреться в гостиной, к нему присоединилась Шарлотта, вне себя от отчаяния, что так долго проспала. Потом оба поспешно прошли в комнату больного. Догоравшая свеча и лампада, теплившаяся перед иконами, слабо освещали молчаливую и неподвижную группу: на подушках мертвенно-бледное лицо Ардатова, а у кровати лишившуюся чувств Тамару. Шарлотта с глухим криком закрыла лицо руками. Адмирал набожно перекрестился, и на глазах его показались слезы. Итак, друг его окончил свою страдальческую жизнь! В последний час он был не одинок: чистое и великодушное сердце, полное самоотверженной любви, укрепляло и поддерживало его во время агонии!