Торжище брака
Шрифт:
Тамара побледнела. Ей казалось, что будущее подернулось черной дымкой и что ее стремления к радостям жизни натолкнулись на неизбежный закон разрушения, закон этого непобедимого гиганта — времени, которое все поглощает. Ей внезапно вспомнилась своя собственная жизнь: как быстро она пролетела! Не вчера ли, еще маленькой девочкой, она играла со своей матерью? А между тем вот уже девять лет, как та умерла! А сколько других исчезли и ушли в иной, неизвестный мир, куда и она сама двигалась с поражающей быстротой! Неумолимое время в своем неудержимом беге будет постепенно отнимать у нее любимых людей, молодость, красоту, пока, наконец, состарившаяся, покрытая морщинами
Госпожа Эриксон внимательно наблюдала за выразительным лицом девушки и нежно взяла ее за руку.
— Неужели в тебе так мало мужества, Тамара, что простой, лишенный иллюзий взгляд на жизнь заставляет тебя дрожать? Смерти ты не пугайся. Если же я и напомнила тебе о разрушении физического тела, то сделала это вовсе не с целью заставить тебя бояться естественного закона природы, непреложного и необходимого, как и все, что создано нашим Предвечным Отцом. Смерть есть не что иное, как переход нашего бессмертного «я» в новую фазу существования. Любовь переживает мрак могилы и продолжает связывать нас с теми, кто исчез, но по-прежнему находится вблизи нас. Представь себе, что мы все собрались в темной комнате. Не видя никого, ты можешь подумать, что нас нет, но зажигается свет — и ты нас видишь. То же самое бывает и с нашей душой: пробуждаясь, она снова находит тех, кого любила. Но пойдем дальше. Ничего из того, что кажется нам самым ничтожным, не уничтожается, раз оно связано с нами искренним чувством, так как в любви заключается божественная сила, которая одинаково распространяется на все, что любят. Так, например, твоя привязанность к Бижу (она указала на любимую собачку Тамары) образует между тобой и ею такую же неразрывную и вечную связь, какая существует между мной и тобой, только Бижу является существом, стоящим на низшей ступени лестницы совершенства.
— Я тебя понимаю, тетя, и знаю, что все эти прекрасные и утешительные теории подтверждены фактами. Но чтобы окончательно убедиться, нужно все это видеть самой. О, если б мама явилась мне и сказала: «Я живу, я охраняю тебя!.. О, тогда, конечно, смерть перестала бы ужасать меня, но… — молодая девушка внезапно умолкла.
— Кто знает? Может быть, Господь, по милосердию своему, и дарует тебе это доказательство нашей загробной жизни? — ответила Эвелина с пылающим взором. — Знай, дитя мое, что среди нас живет одно из тех избранных существ, которые часто служат посредниками между нами и нашими дорогими умершими. Малхус — очень сильный медиум. Помнишь наши вечерние собрания, которые так интересовали тебя и на которые я обещала взять тебя с собой, прежде чем мы расстанемся, — это были спиритические сеансы.
— А теперь ты возьмешь меня с собой? — спросила взволнованная Тамара.
— Да, мой друг. Настал момент ввести тебя в храм истины и фактами подтвердить теории. Это даст тебе силы и поддержит тебя в борьбе с искушениями света, среди которых ты будешь с этого времени жить.
Два дня спустя после вечернего чая, небольшое общество, состоящее из госпожи Эриксон, ее мужа, старого профессора и Тамары, собралось в одной из комнат дома. Молодая девушка с живейшим интересом наблюдала за слепым, который скоро погрузился в глубокий сон. Малхус велел уменьшить огонь и указал, каким образом должны разместиться присутствующие.
— Разве ты меня видишь, Малхус?.. И видишь все, что вокруг меня? — с любопытством спросила Тамара.
— О, разумеется, я вижу тебя: ты очень красива, Тамара, и замечательно похожа на свою мать, —
Затем он подробно описал костюм молодой девушки, цвет ее платья и волос, а также медальон, украшавший ее шею.
— В настоящую минуту я не слеп, — прибавил он, — так как только мои земные глаза лишены возможности видеть свет, но тем яснее мое духовное зрение.
Последовавшие затем явления не оставили в Тамаре никакого сомнения насчет присутствия и действий разумной силы, совершенно независимой от присутствовавших, и возможность общения с покойной матерью наполнила ее сердце неизъяснимой радостью.
Некоторое время спустя молодой медиум объявил, что мать Тамары желает явиться своей дочери. В назначенный вечер погасили огонь и откатили кресло Малхуса за драпировку, отделявшую небольшую часть комнаты. Водворилось глубокое молчание. С замирающим от страха и надежды сердцем Тамара не сводила глаз с драпировки, за которой слышалось тяжелое дыхание впавшего в транс медиума. Ей уже казалось, что прошла целая вечность, когда вдруг послышался легкий треск, и по драпировке начали скользить светящиеся фосфорическим светом пятна, то исчезая в складках, то группируясь в одну общую массу.
Через минуту драпировка поднялась и показалась воздушная фигура, закутанная во что-то белое. Яркий свет распространялся вокруг этого видения, освещая не только его улыбающееся лицо, но и фигуру Малхуса, полулежавшего в кресле.
— Тамара! — донесся как бы издалека тихий и нежный голос.
Воздушная и прозрачная рука видения сделала молодой девушке знак приблизиться. Тамара, дрожа, встала со своего места и опустилась на колени перед той, которую не могла не узнать: это была действительно ее обожаемая мать, которую она видела последний раз в гробу. Но тогда, бледная и холодная, она оставалась нечувствительна к ее слезам и к ее отчаянию; теперь же она явилась живая и прекрасная и с любовью смотрела на нее.
— Я живу, я люблю и охраняю тебя! — раздались такие же слабые звуки, в которых Тамара с трепещущим сердцем узнала хорошо знакомый ей голос.
Сияющее видение наклонилось к ней, окружив ее своим фосфорическим светом; теплое, ароматное веяние коснулось ее лба и затем вся комната опять погрузилась во мрак. Но какая-то вещь осталась в руках молодой девушки; когда зажгли свечи, эта вещь оказалась белой розой — чудесным цветком, который материнская любовь принесла из небесного пространства для своей дочери, осужденной еще жить на земле.
Этот случай произвел глубокое впечатление на Тамару. Убеждение, что мать охраняет ее, успокоило душу молодой девушки и наполнило ее счастьем. Воспоминание о покойной с новой силой ожило в ее душе, и Тамара с жадностью искала все, что так или иначе касалось ее матери. С этого времени она каждый вечер подолгу смотрела на портрет, подаренный ей отцом при выходе ее из пансиона. Под влиянием этого чувства молодая девушка избрала целью своих прогулок одно место, интересовавшее ее и раньше, но до сих пор редко посещаемое ею.
В одном часе ходьбы от дачи Эриксонов находился небольшой лес, который соприкасался с парком, обнесенным железной решеткой. Вдали, сквозь зелень, виднелись остроконечные крыши и башенки замка, выстроенного в готическом стиле. Это прекрасное здание казалось совершенно необитаемым. Никогда ни в дубовой аллее, ни в парке не видно было ни одной живой души; даже маленький лесок посещался исключительно крестьянами. Эвелина Эриксон очень любила это место и часто приходила сюда с детьми за ягодами и грибами. Однажды Тамара спросила ее, кому принадлежит этот замок.