Тощие ножки и не только
Шрифт:
– А если она не придет и завтра? Вдруг она испугалась и передумала? Или подхватила грипп?
Все дружно повернулись к Шафто, но тот, как назло, был нем как рыба.
В воскресенье солнце взошло как инженерный проект, поднятое на высоту с немалым скрипом по шатким лесам ледяных облаков. Оно казалось таким огромным и плоским, таким шершавым и бледным, словно стена недавно возведенной дамбы, позади которой, пытаясь вырваться на свободу, плевалась и корчилась снежная Амазонка.
Пэтси заменяла для Эллен Черри будильник. Она неизменно просыпалась ровно в семь утра и, не залеживаясь в постели, тотчас бралась выполнять комплекс упражнений, разработанных Джейн Фонда. Затем она принимала душ, накладывала косметику (правда,
В это утро Эллен Черри, закончив с утренним туалетом, села за стол, где ее ждали поджаристые тосты, и увидела, как Пэтси листает «Желтые страницы», пытаясь обнаружить в их районе баптистскую церковь. И была вынуждена признать, что это тоже сила привычки, как и все остальное.
– Брось ты, мама. Если тебе в следующее воскресенье захочется посетить службу, мы подыщем для тебя церковь. Но сегодня у нас в ресторане особенный день. То есть совершенно особенный – полгорода будут стремиться в него попасть. Я поеду туда пораньше, сразу после завтрака. Поедем вместе, тем более что там наверняка понадобится помощь. И вообще тебе будет интересно. Вот увидишь.
Хотя Эллен Черри и предполагала увидеть, как народ будет ломиться в «И+И», такого столпотворения, такого ажиотажа она никак не ожидала. Когда она, волоча за собой Пэтси, подошла к ресторану, очередь уже выстроилась на весь квартал, а хвост ее загибался на Восточную Сорок девятую улицу. Тех, кто стоял в очереди ради Суперкубка, с первого взгляда можно было отличить от тех, кто пришел сюда ради пресловутого Танца: первые пожаловали сюда порядком подшофе и неряшливо одетые во что попало. Вторых же отличали приличные манеры и платье, хотя и в их рядах также чувствовалось праздничное настроение. Третья, самая малочисленная группа, казалась растерянной, притихшей, словно чем-то напуганной. Это были те, кто еще не решил для себя, к какой партии им примкнуть.
Под прикрытием охранников Эллен Черри и Пэтси прошмыгнули в проулок, а оттуда – во внутренний двор. Тот уже преобразился в открытое кафе, поверх которого был натянут полосатый тент – в цветовой гамме нью-йоркской команды. Повсюду натужно гудели обогреватели, моментально испепеляя снежинки, изредка залетавшие сюда подобно мотылькам на огонь. Огромных размеров экран был уже включен, словно тоже разогреваясь перед игрой. Пэтси и Эллен Черри на мгновение замешкались, чтобы взглянуть на него. Там в данный момент передавали нечто вроде обзора событий. Это был предварительный просмотр зрелищного хаф-тайма, который, по словам диктора, в этом году был задуман как своеобразное приветствие для растущего числа американских граждан латиноамериканского происхождения.
– Черт меня подери! – воскликнула Эллен Черри. – Но это же вылитый Рауль! Наш бывший швейцар.
Спайк увеличил громкость, и на экране смуглый красавчик в плотно облегающем серебристом комбинезоне, подпоясанном красным пуэрториканским кушаком (как две капли воды похожий на Рауля Ритца, с той единственной разницей, что на голове у него не было пресловутой шапочки-таблетки), запел в окружении нескольких десятков танцоров и рок-музыкантов:
Мое сердце – страна третьего мира.Твоя любовь – швейцарский турист.Не доверяй стране,Где в автобусНе пускают пернатую живность.Нет, никогда не доверяй стране,Где в автобус не пускают пернатую живность.На кухне Роланд Абу Хади уже успел засучить рукава. Пиджак от его строгого, в тонкую полоску костюма болтался на крючке. Одной рукой Абу молол горох, другой – нарезал огурцы. Ему помогала его жена Набила. Пэтси похлопала обоих по спине и, схватив нож, присоединилась к их компании.
– Уж если что и умеет делать наша сестра-южанка,
Эллен Черри прошла в зал, чтобы помочь Тедди с сервировкой столов.
– Вот уж не знала, что Рауль Ритц сочиняет песни, – сказала она.
– Интересно, где в таком случае ты была все это время?
Законный вопрос. Эллен Черри посмотрела на свое творение, словно пытаясь найти в нем подсказку. Для этого ей пришлось сквозь клюв совы проникнуть внутрь картины. Постепенно начали подтягиваться и другие работники. Все как один энергично взялись за выполнение своих обязанностей. Ресторан должен был распахнуть свои двери для посетителей в полдень, то есть за три часа до начала Суперкубка и Танца Семи Покрывал. Спайк проследил за тем, чтобы заведение открылось с точностью до минуты. Толпа, в которой то и дело мелькали высокопоставленные представители ООН, влетела в ресторан подобно табуну диких мустангов. Желающие попасть внутрь нещадно работали локтями, толкая друг друга, лишь бы занять место поближе к эстраде, словно подростки в рок-кафе. Многие при этом оказались во дворе – по той простой причине, что в зале для них не нашлось места. Кстати, споров, где кому сидеть, во дворе вспыхивало гораздо меньше – наверно, потому, что хорош был любой столик в пределах одной квадратной мили от гигантского телеэкрана. Никто не заметил в очереди на улице детектива Шафто, однако он совершенно неожиданно взялся в зале невесть откуда – восседал на высоком табурете у самой эстрады с порцией фалафеля и кружкой «Маккавейского» пива. Кто-то из греков предположил, что он заранее всю ночь прятался в мужском туалете.
– Это вы, братцы, начитались историй про троянского коня, – пошутил детектив.
В конце концов он сделал свой выбор.
В двенадцать десять Спайк велел охранникам заблокировать дверь. На улице оставалось еще не меньше сотни народу, и все до единого рвались внутрь.
Однако число посетителей внутри ресторана уже давно превысило максимально допустимое пожарной инспекцией количество. Те, кому повезло занять место в обеленном зале, оживленно переговаривались. Однако под этим возбужденным гомоном подспудно таилось напряжение. Некоторым из гостей в глубине души было страшновато, хотя причину этих опасений было не так-то просто определить. Возможно, люди опасались взрыва насилия. Возможно, чего-то еще, менее определенного.
Спайк вышел на улицу, чтобы встретиться с представителями прессы.
– Суперкубок можно посмотреть во дворе, – пояснил он. – Внутри же наша юная леди приготовила для нас небольшой сюрприз. Вот, пожалуй, и все. – И он поджал плечами.
Репортеры сказанным, разумеется, не удовлетворились. Они уже прознали про Танец Семи Покрывал и поэтому пытались выудить у Спайка как можно больше подробностей. И тогда Спайк рассказал им все, что знал, а знал он почти что ничего. Затем он вообще переключился на другую тему, а именно, – про их с Абу экспериментальный ресторан.
– Раньше мы с моим арабским партнером говорили, что это своеобразный жест с нашей стороны. Теперь мы не питаем никаких иллюзий по поводу того, под силу ли нам изменить весь мир или хотя бы его часть. Сказать по правде, я в этом совсем не уверен. Взять хотя бы этот континент – Северную Америку. Каким он был когда-то? Сплошное затхлое болото, насколько мне известно. На протяжении миллионов лет здесь были непроходимые джунгли. Затем едва ли не в считанные минуты он покрылся панцирем льда – с головы и до самого мягкого места, если можно так выразиться. Уж кто-кто, а вы, надеюсь, знаете собственную историю. Отлично. Тогда вам известно, что все в этом мире меняется, и притом стремительно. Континент, человеческая жизнь. Вот уже несколько тысяч лет еврей с арабом то и дело норовят вцепиться друг другу в глотку. Ну и что из этого? Что из того, что это застарелая, тысячелетняя вражда? Все вполне может измениться всего за минуту. Одну-единственную минуту. Уж поверьте мне. То, что мы с моим арабским партнером делаем, мы делаем ради этой одной-единственной минуты.