Тот, кто стоит за плечом
Шрифт:
Все дружно заржали.
– Получил он уже его, неделю назад, – объяснил Замолксис. – Уговорил Романыча, тот и выдал вне очереди…
– А чего он там, на Дону своем, делает? В натуре, лес рубит? – покуривая из бутылки, спросил Марат.
– Ага, щепки летят. Не, ну решил чего-то ни с того ни с сего. Фиг его знает… – пожал плечами Вадик.
– Да из-за бабы это все! – Мишка покосился в Лилькину сторону. – Варламову вон спроси, она расскажет.
Марат повернулся к Лильке.
– Так ты девчонка непростая, значит, да? Ро-ко-вая! – Он ухмыльнулся, но Лильке было не до него. Ужасная правда наконец ей открылась. Вдруг
Лиля встала и пошла к коридору. Она уже не пыталась удержать слезы, они ручьями струились по щекам, смывая макияж.
– Лиль! – спросил Вадик. – Все-таки решила уйти? Да останься, что ты все подрываешься куда-то…
Она отвернулась, чтобы скрыть слезы. Постояла, покачала головой.
– Я не ухожу. Я в туалет…
Идти было уже некуда, да и незачем. Какая разница, где находиться: у себя дома, у Козы в гостях, у подруг, в школе или тут? Все равно Сашки рядом не будет.
4
– Ну, чего разлеглась?
Марат брезгливо посмотрел на девушку. Н-да, немного ей надо! Как быстро она изменилась, превратившись из аккуратной умницы и паиньки в растрепанное существо с остекленевшим взглядом. Обратно ей не выбраться: Марат навидался таких, как она, и знал это совершенно точно. Тот, кто рухнул в пропасть, уже не взлетит.
– Ты принес?.. – Она поднялась с дивана, просительно заглянула ему в глаза.
Ну до чего же жалкое существо!
– Иди, поцелуй меня сначала! – велел он.
Лиля подошла, обвила руками, прижалась, заглядывая в глаза. Ее поцелуй, как ни странно, подействовал на него возбуждающе. Все-таки эффектная девчонка, была бы не хуже его нынешних, если бы не подсела. Он грубо сдернул с нее платье. Лиля угодливо изогнулась, принялась целовать его шею, затем ее губы спустились на грудь, скользнули по животу… Так, все правильно. Он – господин, она – его наложница, раба. Ей надлежит его ублажать.
«Не хватает только Сазонова в качестве зрителя, – мелькнуло в голове Марата, когда он опрокидывал девушку на диван. – Надо бы записать на видео и отправить Сазонову», – думал он, возбуждаясь от этих мыслей больше, чем от ласк.
И тут зазвонил телефон. Шеф, чтоб ему неладно, всегда звонил не вовремя – будто знал, будто специально рассчитывал. Это, конечно, навряд ли, но, видно, такой он поганый человек, что даже случайно умудряется причинить окружающим максимальное неудобство.
Лилька еще пыталась притянуть Марата к себе, но он, с раздражением оттолкнув ее руки, схватил мобильник и вышел на кухню.
– Слушаю.
– Как продвигается дело? – послышался сквозь обычный треск помех ледяной голос.
– Все нормально. Подбираюсь к бумагам. У меня в доме уже все схвачено, – поспешно ответил Марат, привалившись спиной к закрытой двери. На всякий случай. Лилька, конечно, о его делах не знает и вряд ли поймет суть разговора, но чем тише, тем лучше.
– Смотри. Я тебя уже дважды прощал. Почти как Иисус Петра, – нехорошо усмехнулся Шеф. – Провалишь дело с Бариновым – считай себя покойником. Понял?
– Что уж не понять, – буркнул Марат
Марат сполз на пол и, зажав в руке мобильник так, что побелели костяшки пальцев, тихо застонал.
Шеф шутить не любит, а Марат и действительно уже дважды не оправдал его доверия. И, что знаменательно, оба раза из-за вмешательства кого-то из Сазоновых. В первый раз отца, во второй раз – сына. Во второй раз, правда, Марат оказался прощен, потому что у него была вспомогательная функция. Вот профессор, Палыч, ответил по полной. Даже решетки не спасли. Кормит теперь, бедолага, червей. Но если подумать, ему даже легче – у покойников, как известно, проблем нет. А ему, Марату, теперь с Бариновым дело решать. Тем сложнее дело, что у Барина старший Сазонов окопался. К счастью, Баринов к нему не слишком прислушивается. Пока ему нужны и Николай, и Марат – для разных дел. По некоторым из них Марат – крупный специалист, без него Барину не обойтись, Сазонов-то до сих пор хочет чистеньким остаться!
– Ничего, – пробормотал Марат, – ничего. Прищучу обоих – и кобеля, и его сучонка. А заодно дельце с Бариновым обделаю… Шеф останется доволен.
– Марат! – в дверь слабо стукнули.
Ах да, Лилька. Он и забыл о ее существовании.
Скрипнув зубами, Марат встал, положил на стол телефон и открыл дверь.
– Ну, иди же ко мне!.. – Лиля, полуобнаженная, протянула к нему руки.
Ну да, их же прервали. Однако желание пропало бесследно. И неудивительно: Шеф, наверное, на километры от себя все начисто вымораживает.
– Отстань, – поморщился Марат и, поискав в сумке, протянул Лиле пакет. – Это тебе.
Пусть ширнется и отстанет.
Она жадно схватила добычу, обожающе посмотрела на него и скрылась в комнате. Вот ведь жалкая тварь!
Вера металась из угла в угол. Посадить ее под замок! Ее, родную дочь! И за что? За то, что не познакомилась с еще одним чванливым придурком? Ну уж нет, извините, она не собирается идти на поводу у папы!
«Может, вообще сбежать?» – мелькнула отчаянная мысль. Чтобы больше никого не видеть: ни эту выдру накрашенную, ни отца, из бумаг да договоров носа не высовывающего. А еще ее, Верку, воспитывать пытается, мать заменить…
На глазах у девушки выступили слезы. Да разве кто сможет заменить мамочку? Вот если бы она была здесь, она бы быстро расставила все по своим местам. Мама всегда говорила: «Вера, поступай так, как сердце велит». А папа что? «Хороший парень, образованный, отец у него магнат, как раз тебе друг…» Ну нет, она точно знает, мамин совет правильнее. Только как жить с такими убеждениями в этом доме, в этом кукольном театре, где тебя держат за марионетку? Но что же делать? Бежать? Только чем она будет заниматься и как жить без денег? У нее ведь ничего нет – ни образования, ни опыта, ни внешности.
Верка мимолетно посмотрела на свое отражение в зеркале и показала себе язык. Все-таки какая она страшная! Даже после того, как похудела. Надо же, это тело еще год назад весило семьдесят килограммов! И всему виной – стресс после смерти мамы. Неужели так бывает в жизни: человеку плохо, а судьба его еще и еще бьет и бьет по голове! Она была тогда в таком депрессняке по поводу всего: смерти мамы, папы с его вечными загулами, а тут нате – вы, девушка, толстая! Ей казалось, на нее смотрит весь мир, и весь этот мир смеется.