Тот кто знает (Книга 1, 2)

Маринина Александра

Но опять же – как подъехать к этим людям, как задать свой вопрос? Показать интерес к прошлому Бахтина означает нарваться на возможность того, что они тут же ему сообщат о Руслане. Друзья все-таки. Хотя жизнь показывает, что от людей, совершивших преступление и отбывших срок, друзья частенько отворачиваются, перестают общаться и вообще всячески делают вид, что незнакомы. Знать бы, как дело обстоит в этом случае…

Чем больше Руслан думал, тем больше укреплялся в мысли о том, что нужна легенда, прочно прикрывающая его интерес к Бахтину. Он разыскивает девушку, улетевшую летом 1984 года в Хабаровск. Имени не знает, как выглядит – не знает, где работает – тоже не знает, знает только, что улетала она на

четыре месяца на стажировку. Маловато, пожалуй. К тому же самому ему было в то время всего четырнадцать лет, какие дела у него могли быть с уже закончившей институт девушкой, о которой он ничего не знает?

Наконец, легенда составилась. Все в ней было более или менее хорошо, кроме одного существенного недостатка: с такой легендой следовало идти прямо к Бахтину. Обращаться к кому бы то ни было другому – верх идиотизма, причем моментально вызывающий кучу подозрений. Вот если Бахтин откажет Руслану во встрече, желательно – откажет неоднократно, тогда можно и к другим людям обращаться, к Алле Григорьевне, например. Конечно, в легенде было огромное количество уязвимых мест, например, внешний вид девушки, лицо, прическа, цвет волос, рост, одежда. Но тут Руслан надеялся выкрутиться, он не пожалел времени и сил, лично взглянул на всех любовниц Бахтина, которых ему удалось выявить за последние годы, и убедился, что все они на одно лицо, высоченные худощавые брюнетки с крупными яркими губами и длинными прямыми волосами. Любимый типаж господина убийцы? Ну что ж, если после освобождения из колонии он предпочитает исключительно таких девушек, то нет оснований полагать, будто до осуждения он любил пухленьких маленьких блондинок. Как там фильм-то назывался? «Джентльмены предпочитают блондинок»? Да, господин убийца у нас явно не джентльмен.

Соваться к Бахтину Руслану ох как не хотелось, особенно не хотелось показывать редакционное удостоверение или даже паспорт. Фамилия… Эксперт, следователь, любой другой милиционер наверняка не вспомнит фамилию молодого человека, убитого двенадцать лет назад. У них таких убитых – десятки, сотни. А у Бахтина Нильский – один, он за этого Нильского срок мотал, и имя это до гробовой доски не забудет. Прийти к Бахтину без документов? Фигушки! Охрана первым делом спросит, назначена ли встреча, а потом паспорт потребует.

И тут Руслан столкнулся с негативными последствиями особенностей собственного характера. Он никогда не был болтлив. То есть он мог быть душой компании, охотно и умело поддерживал разговор в любой ситуации и с любым количеством людей, но – так уж повелось еще со школьных лет – с уважением и трепетом относился к тому, что входило в понятие «личная тайна». Много чего он сумел разузнать сначала о жителях своего города, потом о коллегах по редакции, потом и о разных других людях, проживающих в Кузбассе, но никогда эти знания не обретали с его помощью форму сплетни или скандальной публикации, если на то не было редакционного задания. Чужие секреты не распирали его изнутри, не рвались наружу, не зудели хронической болячкой, которую непременно хочется потрогать или почесать, поэтому хранить их не составляло для Руслана Нильского ни малейшего труда. И точно так же он относился к секретам собственным, к которым в первую очередь причислял поиски правды о смерти своего брата. Никому, кроме матери и работника милиции Петра Степановича Дыбейко, он никогда не говорил о том, что пытается выяснить, за что на самом деле Бахтин убил Мишу. Разумеется, у Руслана были друзья, и девушки у него тоже были, но никому из них он этой единственной своей тайны не открывал. Зачем? Он как-то привык, что это его личное дело. Даже мать не поддерживает его идею.

Теперь же пришлось задуматься, а прав ли он был, скрывая даже от самого близкого друга ход своей осадной войны против Бахтина. Чего скрывать-то? Ну

разве что из опасений, что не все люди умеют так держать язык за зубами, как сам Руслан. Разболтает один, подхватит другой, так и до Бахтина дойдет. А тот примет соответствующие меры. Денег у него море, а у кого есть деньги, тот может все. Да, опасаться следовало, но вот настал момент, когда без помощи друга просто не обойтись. И Руслан решил рискнуть.

Володя Баблоев, красивый кавказец со сросшимися у переносицы бровями, работал в их же газете спортивным обозревателем. Выслушав длинный рассказ Руслана, он понимающе подмигнул:

– Я понял, ты хочешь меня к Бахтину заслать, верно?

– Ты согласен?

– А чего? Конечно, согласен. Только я с паспортом поеду, редакционную ксиву с собой не возьму. У тебя публикаций много, твоя фамилия может примелькаться. Если Бахтин хоть раз на твою фамилию среагировал, когда газетку почитывал, то наверняка запомнил, в каком издании ты трудишься. И человек из этого же издания его насторожит. Я чайником прикинусь, ну, к примеру, учителем физкультуры в средней школе. Дешево и сердито. Если что – о спорте могу поговорить вполне квалифицированно. Когда это все было-то?

– В восемьдесят четвертом.

– Значит, мне было пятнадцать… Нормально, для твоей легенды сойдет. Давай еще раз проговорим детали. Значит, я летел в Хабаровск. Когда точно?

– Летом.

– Лето большое, – шевельнул густыми бровями Володя.

– До пятнадцатого июля. Потому что после пятнадцатого Бахтин уже торчал в охотничьем домике.

– Весь июнь и половина июля… Многовато. Если он попросит уточнить дату, могу не попасть в цвет.

– Да ты что, Вовка, столько лет прошло! Ты вполне можешь забыть точную дату. Не бери в голову, для чего ему проверять?

– А зачем я летел в Хабаровск?

– К родственникам, на каникулы. Родственники – люди малообеспеченные, поэтому тебе родители дали с собой деньги, сто пятьдесят рублей, чтобы ты не сидел на шее у хозяев нахлебником. Но у родителей эти деньги тоже были не лишними, они их специально копили, чтобы ты мог на великую реку Амур посмотреть и через реку в Китай заглянуть. Такая у тебя была детская мечта.

– Красиво, – протянул Баблоев, – река Амур, Китай… Может, и вправду слетать да глянуть, а? Ты с таким чувством рассказываешь, что мне и на самом деле захотелось…

– Не отвлекайтесь, папаша, – шутливо одернул друга Руслан. – Запоминайте душераздирающую историю. В аэропорту тебя, как водится, обокрали плохие дядьки, но ты обнаружил это только в накопителе, когда уже сдал багаж и зарегистрировался на рейс. Деваться некуда, телефонов там нет, домой не позвонить, с рейса не сбежать, и вообще стыдно, больно и противно, как всякому нормальному обворованному. Ты стоишь у стеночки, отвернулся и горько плачешь. И тут к тебе обращается красивая высокая стройная девушка, жалеет, утешает, дает тебе выплакаться на своем плече, вытирает тебе сопли. Выслушав твою горестную историю, открывает кошелек и достает деньги. На, мол, мальчик, не плачь, все в этой жизни поправимо.

– Сколько денег дает?

– Я думаю, рублей семьдесят-восемьдесят, вряд ли больше. Сто пятьдесят рублей по тем временам – сумма немалая, зарплата инженера была меньше. Сколько могло быть с собой у вчерашней студентки, уезжающей на стажировку? Полагаю, рублей сто–сто двадцать, а то и меньше. Ей же должны были по месту стажировки зарплату платить. Понимаешь, Вовка, я не знаю, из какой она была семьи, может, там папа – академик, а мама – заслуженная или народная артистка, денег куры не клюют, тогда они могли своей ненаглядной доченьке в дорогу и побольше дать. Но в любом случае сто пятьдесят рублей она бы тебе не дала, это все-таки очень много. Я думаю, даже и семьдесят рублей – много. Пусть будет пятьдесят. В самый раз.