Тот первый поцелуй
Шрифт:
Он вздрогнул, будто от холода. Морган подтянул повыше одеяло и взял руку Натаниеля. Он с трудом заставил себя заговорить.
— А ты все такой же непослушный.
— Всю жизнь, Морган, я заставлял тебя волноваться.
— Еще как. — Голос Моргана был хриплым от переживаний. — И ты наслаждался каждой минутой моих мучений, да?
— Ты знаешь, я всегда хотел быть похожим на тебя. Боже мой, как я теперь раскаиваюсь! Я ведь стольким тебе обязан…
— Ничем, — твердо произнес Морган. — Ты спас мне жизнь, Натаниель. А для этого требуется немалое
Натаниелю не хватало воздуха.
— Значит, я спас тебе жизнь? — прошептал он.
— Да, спас.
Морган сильнее сжал руку Натаниеля. Невидимые узы объединили навсегда двух братьев.
Слабая улыбка появилась на губах Натаниеля.
— Кто бы мог подумать, Морган? Это я тебя спас. Я был героем. — Его голос был еле слышен. — Ты будешь помнить об этом, Морган? Помни об этом, когда будешь думать обо мне…
Его глаза закрылись. Давящая боль в груди исчезла. Умиротворение появилось на лице. Понемногу его пальцы разжались. Морган наклонился к нему. — Нат! — позвал он. — Нат!
Глава 27
Натаниеля похоронили на следующий день. Маленькое тихое кладбище находилось неподалеку от дома, на поросшем травой холме над рекой. Место для могилы выбрали на лужайке среди полевых цветов, под сенью величественного дуба.
Во время службы Морган стоял поодаль от других, печальная мужественная фигура в черном. Когда все кончилось, он не стал ни с кем говорить: ни с пастором, ни со Стивеном, ни с Элизабет. Он пошел домой и заперся в кабинете. Элизабет одна принимала соболезнования от тех, кто заехал к ним сам или прислал записку.
Следующие четыре дня только Симмонсу было разрешено входить в кабинет. Элизабет была немного обижена, что с ней так поступили, и все же понимала потребность Моргана побыть одному, чтобы примириться с трагической смертью Натаниеля.
Стивен считал, что лучше всего оставить Моргана в покое.
— Пусть побудет в одиночестве еще пару дней, — предложил он. — Я знаю Моргана, он с этим справится..
Сначала Элизабет поверила, что Морган справится со своими переживаниями, но день шел за днем, и она все более озабоченно и неодобрительно наблюдала, как Симмонс одну за другой относил бутылки бренди в кабинет к Моргану. Она решила поделиться своими опасениями со Стивеном.
— Он ничего не ел с тех пор, как заперся там. Симмонс уговаривает его поесть, но он наотрез отказывается. Мне кажется, он также совсем не спал все это время. Наверное, он решил спиться, чтобы отправиться в могилу вслед за братом.
— Очень может быть, что вы правы. У Моргана именно такой характер, — согласился Стивен. — Хотите, я с ним поговорю?
Стивен сделал несколько попыток, но безуспешно. На пятый день Элизабет решила взять дело в свои руки. Пусть Морган ее навеки возненавидит, но дальше так не может продолжаться.
Она перехватила Симмонса у дверей кабинета как раз в тот момент, когда он нес туда вечернюю бутылку бренди. Элизабет взяла у него из рук
— На сегодня ваша работа окончена, Симмонс. Я отпускаю вас и остальную прислугу.
Симмонс колебался:
— Но, мэм, он в ужасном настроении…
— Делайте, как я вам сказала, Симмонс. А пока, пожалуйста, постучите в дверь и скажите мистеру О'Коннору, что принесли ему бренди.
Симмонс наклонил голову:
— Конечно, мэм.
Он постучал три раза, и как только дверь открылась, Элизабет вошла внутрь и ногой захлопнула за собой дверь.
В кабинете царил полумрак, портьеры были плотно задернуты от яркого дневного света, запах бренди пропитал все вокруг. Элизабет всматривалась в темноту, стараясь отыскать Моргана.
— Что, черт возьми, ты тут делаешь? Голос возник откуда-то слева, где она его совсем.
Не ожидала, и Элизабет вздрогнула. К счастью, она быстро взяла себя в руки и, высоко подняв голову, очень спокойно объявила:
— Я как раз пришла сюда, чтобы задать тебе тот же вопрос.
Ее глаза привыкли к полумраку, и теперь он могла рассмотреть Моргана. Господи, какой ужасный вид! Изможденное лицо, запавшие щеки, темные от пятидневной щетины. Одежда помятая и не опрятная. Глаза налиты кровью, веки покраснели.
— Оставь меня в покое, Элизабет.
В его голосе больше не было злости, одна беспредельная усталость.
Он направился к письменному столу, и ее сердце сжалось: он двигался, как старик, словно постарел сразу на много-много лет.
Нет, она не поддастся эмоциям.
— Почему ты меня гонишь? Сидишь и жалеешь самого себя?
— Нет! Просто я хочу все забыть! — сказал он сквозь зубы.
Элизабет наконец сдвинулась с места и поставила поднос с бутылкой на конец стола.
— Нет, Морган, ты не стараешься забыть, ты стараешься себя замучить.
— Вот и убирайся отсюда, чтобы я довел дело до конца!
Гримаса исказила его лицо; он протянул руку к бутылке.
Но Элизабет опередила его. В порыве внезапной ярости она смела бутылку со стола. Раздался звук разбитого стекла, и лужа коричневой жидкости разлилась, впитываясь в ковер.
— А как насчет меня? — почти закричала она. — Обо мне ты подумал? Неужели тебе безразлично, что я чувствую?
Морган вскочил на ноги.
— Если у тебя есть хоть капля разума, уходи немедленно! Иначе твоя жизнь тоже будет погублена!
— Ты говоришь вздор, Морган, и знаешь это!
— Нет, Элизабет, это ты ничего не знаешь. Ты не знаешь…
— Я знаю все! Я знаю, что Натаниель был любовником Амелии. Я знаю, что он ее убил.
Морган побледнел.
— Откуда… Откуда ты узнала?
— От Натаниеля. Он мне все рассказал, Морган. Все.
Ее муж повел себя точно так, как она и предполагала. Он повернулся к ней спиной и вновь стал далеким.
Что-то оборвалось у нее душе, иссякли силы для уговоров. Три шага, и Элизабет оказалась прямо за бренди пропитал все вокруг. Элизабет всматривалась в темноту, стараясь отыскать Моргана.