Тот самый сантехник 8
Шрифт:
Но следом за начальной школой пришла средняя, а в старших классах бегать было как-то уже не с руки. От чего драк становилось только больше. Сашка уже скорее сама нарывалась и искала повод для драки. И при любом косом взгляде подозревала неладное.
Чем всё могло закончиться – отчислением или комнатой для малолетних преступников, никто сказать бы не решился. Но сначала Сашу прощали и жалели. Потом высказывали опасения и журили. Потом смирились.
Как вдруг в один прекрасный день всё прекратилось. Само рассосалось.
Сашка прекрасно помнила этот момент. Ведь в тот прекрасный
Просто прилегла на кровать под музыку после душа. Начала гладить тело лёгкими прикосновениями. Соски стояли так, что приманивали взгляд. Поиграв с ними, рука уползла вниз, а там странных жар. Непонятные, но интересные ощущения. А потом рука зацепилась за такое, что уже не отпустишь… И понеслось.
О, сколько же в ней было этой не растраченной энергии! Оргазмы столь яркие, что хоть книги по ним пиши. По телу не кровь бежит, а лава. А жаром сносит все лишние мысли и дыхание сбивается.
Первый же её опыт был крышесносным. Потом истекала соками от одной мысли о том, что повторит этот опыт. И сама быстрее бежала домой, чтобы повторить. И повторяла. Потом снова. Потом ещё раз, до верного. Так и вошла во вкус.
Мастурбируя от пяти до десяти раз за день, уровень лишней энергии стремительно приближался к нулю. Сашка стала покладистой, спокойной и больше ни на кого не кидалась в школе. Отчего и закончила школу с серебряной медалью. За особые успехи в литературе и первые места на конкурсах ей даже пророчили карьеру писательницы. Всё-таки если человек в эссе может жонглировать сравнением творчества Достоевского с Толстым, далеко пойдёт. Это всё-таки не какие-то там попаданцы и боярка, а проблемы понимания поколений и мысли о неотвратимости наказания бытия. Оказывается, рассуждать о том можно, не собирая гаремы и убивая Атиллу-Гитлера-Наполеона-Чингисхана или по сто раз на дню не говорить Николаю Второму – «ты всё неправильно делаешь, смотри как надо!»
Она и сама была не против покорить мир с помощью меткой строфы. Всё-таки только писатель может послать нахуй президента и сказать, что дело было в альтернативном мире. Да и вообще речь о соседском. Или напихать полную жопу огурцов генералам и сослаться на то, что натовским – можно. А пидорами у писателей могли стать вообще кто угодно. Даже известная личность под опалу попасть может. Конечно, если потом заявить, что «это не Соболь ебанулась», а её тёзка. Полная. Тогда даже без альтернативных миров выкрутиться можно. Было бы желание.
Это же не журналисты со своей скучной современной правдой и отформатированной полуправдой, а художественная литература, где всё возможно. А процент воображения в ней обратно пропорционален потребности сюжету. Да и какой с писателей спрос, если все они всё равно станут богатыми и знаменитыми только после смерти?
Но из-за отсутствия усидчивости хватало Сашку лишь на микро-рассказы. Только придумает дракона, как мастурбировать пора, чтобы пар выпустить. А если до этого себя утешит, то принц вялый выходит. Ну чисто, дух и проходной персонаж. И вообще – бледненький по характеру.
С такими персонажами не тянет на букера. А о Нобелевке по литературе вообще думать нечего. Всё-таки она хоть и
В общем, не покорилась литературная тропа Сашке Приходько, за исключением стихов, од и просторных рассуждений в комментариях на любую тему.
Зато как тренироваться каждый день начала и по тирам бегать, потребность выплескивать энергию сократилась сначала. А как мужиков на самбо кидать стала или пяткой в нос на муай-тае какой партнерше прописывая в ринге на тренировке, так почти исчезла. Так Алексашка и поняла, что чем больше суеты по жизни, тем меньше рукоблудия. И день свой до предела нагрузила.
Каждый. Без выходных.
Но чёрт дёрнул ей сесть и написать это резюме и на работу охранником устроиться! Так как уже двадцать минут спустя сверки с листом, качаясь на стуле и больше ничего не делая, Сашка вдруг поняла, что снова энергия копится.
Она же считай, на вахту заступила.
«А как можно считать место своим, если его предварительно не… окропить?» – прикинула Приходько: «Это же чистая психология по Малышевой!»
Пристально разглядев все камеры в посёлке, она в очередной раз шлагбаум подняла, но опускать не стала. Пусть катаются туда-сюда, пока список не заучит. Чего задерживать? Домой возьмёт, там и подучит. А уже на следующую рабочую смену все-все красненькие машины различать будет. Это как минимум.
Отвернувшись на стуле от мониторов и окошечка, девушка расслабилась. Раз за машинами больше смотреть не было никакой нужды, и никто не сигналил в ожидании её сверки, она сунула руку под ремень, пропихнула кисть поглубже под резинки и поплыла.
Хорошо вдруг стало, как дома!
И не бесит больше ничего, стены не жмут, не раздражают люди, а весь мир чист и прекрасен. И с каждым движением пальца только лучше становится.
Ремень только слишком плотный. Но ничего, потерпит. Нельзя же совсем распускаться на работе!
* * *
Лапоть помог усадить Шаца на переднее сиденье пассажира. Ему пристегнули ремень, зафиксировали руку, плотно перебинтовав прямо к куртке, чтобы не трясло на ухабах.
– Да нормально, мужики. Всё хорошо, – уверял Лопырёв. – Это же мелочи всё. Дочь – вот что важно! Дочка ко мне приедет!
Шац словно не замечал трудностей. А по настроению и порядочному «обезболиванию» сразу и не понять, закрытый перелом у него или просто вывих?
Боря вывел автомобиль на улицы посёлка. Плечо Матвея Алексеевича стремительно распухло, что только мешало диагностике.
Они, конечно, могут подёргать и чего-то там повправлять на удачу. Но сам сантехник в этом не разбирался, а Лаптев хоть и стоял на ногах, но изрядно качался. В тепло только вернётся и окончательно размотает. А Стасяну это дело никто бы не доверил и на трезвую голову.