Тот случай между Илаем и Гвен
Шрифт:
— Это всего лишь курица с прошутто и полента с томатами, — ответил он.
Конечно же, я подметила его будничное «всего лишь» перед таким витиеватым описанием блюда...
— И потом, что за это первое свидание с гамбургерами и «Планетой животных»? — добавил он.
Я пожала плечами.
— Просто сегодня столько всего произошло…
— Отлично, теперь ты навсегда запомнишь, насколько я хорош, — он подмигнул мне.
Ох уж это его эго!
Ничего не ответив, я попробовала кусочек. Еда была восхитительной! Я чувствовала его
— Ты так сильно стараешься не сделать мне комплимент, да?
— Точно. Но еда просто восхитительна, — рассмеялась я, отрезая себе еще.
Илай
Так как я занимался готовкой, она отказалась позволить мне самому убрать со стола. Вместо этого Гвиневра усадила меня на место, где только что сидела, надела перчатки и принялась за работу.
— Гвиневра, не надо…
— Сегодня был чудесный вечер. Ты и так не позволил мне ничем тебе помочь, так уж разреши хотя бы убрать со стола.
Подняв руки в свою защиту, я откинулся на стуле, заметив книгу, которая торчала из ее сумки.
— Что читаешь? — поинтересовался я.
— Сборник стихотворений Уистена Хью Одена8.
— Можно взглянуть? — Я уже взял книгу в руки.
Она кивнула.
Я раскрыл книгу на загнутой ею странице и отметил, насколько зачитанной та выглядела, потому что, если захлопнуть книгу, она снова открывалась на этом же месте. Видимо, она действительно обожает ее. Усмехнувшись, я прочистил горло, краем глаза замечая, что она смотрит на меня, и едва слышно, шепотом приступил к чтению:
«…я к пристани спустился,
там пел влюбленный
под аркой железнодорожной:
«Любовь бессмертна и бездонна.
Я буду любить тебя, я буду любить тебя,
пока Китай и Африка не столкнутся,
пока река не перепрыгнет через гору,
пока лососи не запоют на блюдце.
Я буду любить тебя, пока океан
не повесят, развернув, сушиться,
пока немые звезды не заорут,
как пациенты психбольницы…9»
Даже со всеми драматическими паузами, которые я старательно делал, чтение заняло не более двух минут. Когда я снова посмотрел на нее, она прекратила мыть посуду. Ее карий взгляд потеплел, и губы слегка приоткрылись.
—Ты выиграл!
— Что?
— Это свидание. Ты выиграл! Заявляю официально, это лучшее свидание за всю мою жизнь. Я признаюсь в том, что ты, Илай Филип Дэвенпорт, необыкновенный! — прошептала она и отвернулась, продолжив мытье.
Еще в начале вечера она сняла с себя жакет, тем самым вынуждая меня весь вечер любоваться ее плечами и грудью. Теперь же я подошел к ней сзади. Взяв ее руки в свои, я снял с нее перчатки, и она не стала сопротивляться. Откинув ее волосы в сторону, я прикоснулся губами к основанию ее шеи и спустил бретельки платья и бюстгальтера с плеч. Платье с легкостью соскользнуло на пол.
— Идём в кровать…
Глава 18
Чудеса и Трагедии
Гвиневра
С момента
— Доктор Дэвенпорт, пожалуйста, проведите эту операцию!
Выглянув из-за угла, я услышала рыдания Тоби Уэсли, вцепившегося в белый халат Илая. Три интерна разом примчались ему на помощь, но Илай лишь отмахнулся от них, не желая, чтобы они приближались.
— Тоби…
— Она — все, что у меня осталось. Она — моя маленькая девочка! Наверняка существует что-то, что может помочь ей. Мы пронзали ее иголками и катетерами, ее вены вздуты от ядовитых лекарств! Проведите операцию!
— Опухоль…
— К чертям опухоль! — заорал он, отпуская халат Илая и отталкивая его в сторону. — Ко всем чертям! Я хочу, чтобы вы вырезали эту дрянь из моей девочки. Если не можете вы, я найду того, кто сможет! — Тоби вошел обратно в палату, хлопнув за собой дверью.
Илай глубоко вздохнул, что-то сказал интернам, окружившим его, и направился к лестнице.
Только когда они все разошлись, я подошла к палате, придерживая картину в своих руках. Неуверенная в том, стоит ли вообще туда заходить, я хотела оставить ее на полу у двери, но прежде, чем успела уйти, дверь палаты распахнулась.
— Простите! — От неожиданности я отпрянула назад.
Посмотрев на Тоби, я увидела, что он абсолютно раздавлен горем, глубокие черные круги под глазами свидетельствовали о долгих бессонных ночах. Его взгляд переместился вниз, на картину.
— Ты принесла ее? — Молли, выглядывая из-за спины отца, помахала мне.
— Я же обещала, помнишь? — улыбнулась я и наклонилась за картиной. Тоби молча пропустил меня в палату.
Я подошла к ее кровати. Кожа Молли выглядела серой, она уже не могла подниматься сама, но платочек на ее голове был по-прежнему ярко-розовым и сверкающим. На руке, в том месте, где ей ставили капельницу, сейчас был приклеен бантик.
Придвинув стул к кровати, я села и положила картину на колени.
— Хочешь, я открою ее? — спросила я.
Девочка сделала усилие, чтобы кивнуть.
Развернув коричневую бумагу, я придвинула картину к ней поближе.
— Что ты думаешь?
— Папа! Это мамочка с ребенком! — Она прикоснулась к изображению и улыбнулась папе, который, прижав руки ко рту, смотрел на семейный портрет. Сглотнув ком в горле, он сел подле ее кровати и взял малышку за руку.
— Да… да, моя хорошая, это она, — прошептал он.