Тотальная война
Шрифт:
Тем не менее Леон Нуаре считался признанным мастером военного репортажа. Сайт фотослужбы Франс-пресс предлагал всем желающим ознакомиться с серией снимков, за которую Леон получил международную премию. Максимов просмотрел кадры на дисплее компьютера. От комментариев вслух воздержался.
Сюжет назывался «Голод в Сомали». Худущая девчонка со вздувшимся, как у всех африканских детей, животом брела по пыльной дороге. Крупный план позволял убедиться, что девочка находится в глубоком голодном обмороке, на лице жили только глаза, отчаянно вцепившиеся в какую-то только им видимую цель. Следующий кадр увеличивал обзор, показывая, что девочка не одна. Сзади нее, опустив морды к земле, трусят всклокоченные от жары и голода гиены. Их злые остекленевшие
Максимов представил, как витийствовали эстеты по поводу жесткой черно-белой стилистики фотографий. На них так рельефно-четко выделялись ребра растерзанной девочки, и фигуры людей казались неживыми — статуэтками, выточенными из эбенового дерева. И как философствовали салонные гуманисты, рассуждая о бессмысленности помощи международного сообщества стране, где правит голод, а не правительство. Дамы передергивали ухоженными плечиками, с возмущением вздыхая о несовершенстве мира, при этом ревниво следя, чтобы их спутник, растроганный видом чужих страданий, не выписал чек на неприличную в своей щедрости сумму.
Сам Максимов увидел для себя главное, поэтому и промолчал. Натренированным глазом прикинул расстояние от места съемки до девочки. Вышло, не более ста метров. Не такая уж даль, даже по африканской жаре. И гиены при приближении здорового сильного мужчины, он это точно знал, трусливо отбежали бы в сторону В девчонке — кожа да кости, не надорвешься. Что стоило на руках донести ее в лагерь, влить в рот глоток бульона? Ничего. Но не было бы премии за лучший репортаж года.
«А может, дело даже не в деньгах и славе? — подумал Максимов, давя в себе брезгливость. — Возможно, Леон просто стервятник. И смотрит на мир холодным глазом трупоеда, только усиленным кодаковской оптикой. Что ж, тогда такого вполне могут привечать во всех „горячих точках“ по обе стороны. Там романтиков не любят, считают за придурков. А такой там, хоть с камерой, хоть с автоматом, сойдет за своего».
Взгляд Максимова который раз за встречу упал на перстень Леона. Арабская вязь на печатке сплеталась в замысловатый узор. Прочитать зашифрованную надпись не посвященный в тайну узорчатой криптографии не мог. Но Максимов, тренируя зрительную память, старательно копировал арабские надписи на раритетах. А потом у знакомого арабиста интересовался их переводом. Сегодня он еще раз убедился, что лишних знаний не бывает.
«Моя молитва и моя жертва, моя жизнь и моя смерть принадлежат Аллаху», — гласила надпись на перстне.
«Моджахеддин из Парижа? Очень странно», — подумал Максимов.
Максимов достал из бумажника кредитную карточку, ввел ее номер в строку на дисплее.
— Не беспокойся, эта информация за мой счет, — обратился он к Леону.
— Прости? — очнулся Леон.
— Я зашел на сайт одной израильской фирмы, торгующей снимками со спутника.
— Но это безумно дорого!
— А что делать? Безумнее верить на слово, имея возможность проверить. Ты же профессионал, Леон, и наверняка трижды перепроверяешь информацию. Итак. — Максимов развернул ноутбук так, чтобы Леону был виден монитор. — Это снимок района за то число, что ты мне назвал. Стык границ Таджикистана, Узбекистана и Киргизии проходит примерно вот здесь. — Максимов ручкой указал на точку на мониторе. Картинка вся состояла из песчаной гармошки гористых кряжей с редкими проблесками зеленого цвета. — Покажи маршрут, которым вы шли к кишлаку. Как отходили. И где вас накрыли правительственные части…
Леон покачал головой.
— Ты зря потратил деньги, Макс. Никаких подробностей я не предоставлю.
Максимов окинул взглядом мощную фигуру Леона. Габаритами и упрямым выражением лица он напоминал борца-тяжеловеса.
— Леон, ты мужественный парень и любишь рисковать… Но на этот раз случился небольшой перебор. Брактеат не просто испарился, его же выкрали. Кто-то даже не побрезговал проломить голову твоему русскому партнеру.
— Скорее всего, сами русские! — выпалил Леон. — Решили зажать брактеат, чтобы не вышло большого скандала.
— Возможно, — нейтральным тоном согласился Максимов. — Думаю, ФСБ с тебя хватит. Но есть же еще хозяин «золотого запаса». Или, считаешь, он уже все забыл?
Леон тяжело засопел и принялся крутить перстень на пальце.
— Будем рассуждать здраво, Леон, — продолжил давить на нервы Максимов. — Если допустить, что где-то прошла утечка информации, то количество желающих взять тебя за горло возрастает до непросчитываемой величины. Конечно, есть надежда, что они начнут толкаться локтями и мешать друг другу. Но это лишь выигрыш во времени, а не гарантия спасения. Ты согласен?
Леон промолчал, и Максимову пришлось ответить самому:
— Спорить бесполезно. Достаточно подождать. День-другой, и самый ловкий из охотников вцепится в тебя мертвой хваткой. А как допрашивают, надеюсь, на войне ты видел не раз.
Леон щелчком выбил сигарету из пачки «Житана». Закурил. Долго щурился на огонь.
— Я не в первый раз играю в такие игры, — глухим голосом начал он. — И способы страховки уже отработал. если со мной что-нибудь случится…
— То информация попадет в прессу, — закончил за него Максимов. Иронию в голосе дозировал так, чтобы раздразнить, но не разъярить. — Для этого надо быть уверенным, что твои противники не просчитали, где ты ее хранишь. Уповать на глупость людей, спасающих свою шкуру и реноме, не приходится. И главное, где гарантии, что твою информацию опубликуют? Прости, но ты мыслишь штампами из плохих детективов. Это в них, если герой добежал до пресс-конференции, то следуют хэппи-энд и любовь на шелковых простынях с главной героиней.
Леон по-волчьи оскалился. Оказалось, он так улыбается.
— Это ты мыслишь штампами бульварного чтива! Мы живем в век технологической свободы. Пока, во всяком случае. — Он указал сигаретой на ноутбук. — За полчаса такой компьютер разошлет мой файл по всему миру. Чем тебе не пресс-конференция? Файл находится в исходящей почте в нескольких компьютерах. Рассылка произойдет автоматически, если я в условленное время не дам команду отбоя. Пока я жив и способен раз в сутки набрать код на клавиатуре, бомба не взорвется. И конечно же, остались классические варианты: нотариус, ячейка в банке и несколько доверенных лиц, которых очень расстроит моя внезапная смерть. А смерти я не боюсь. Потому что знаю, грызня между псами, что меня затравили, начнется такая, что от своры останутся только кровавые ошметки. Фигуранты этого скандала едва ли надолго переживут меня, в этом я уверен.
«Ничего не скажешь, со всех сторон подстраховался. Остается проверить, как он реагирует на стопроцентный проигрыш».
Максимов невольно бросил взгляд за спину Леона. Там всю стену занимал застекленный шкаф с охотничьими ружьями. Другого оружия поблизости не было. Если не считать кулаков, пепельницы и бутылки ликера на столе.
— Леон, я не знаю, что хранится в твоем файле. Уверен, что информация взрывоопасная. Иначе ты бы не был так уверен в себе. Я внимательно выслушал твою историю. Она красива, как восточная сказка, и правдива, как все репортажи о войне. Все сводится к принципу: «Я там был, а вы — нет. Поэтому слушайте, раскрыв рты». Но я попробую придумать свою историю, глядя на эту картинку. Обрати внимание, что буду использовать только информацию, что прочитал на сайтах информационных агентств.