Товарищ американский президент
Шрифт:
– Привлеките художников. Пусть карандашиками поработают.
– Карандаши….
– Углем, голубчик. Углем. На стенах. Почему я должен решать такие мелочные вопросы?
– Все сделаем, товарищ президент.
Личный секретарь высокого человека с бородкой вышел.
– Если они не помогут нашей молодой американской республике, то не поможет никто, –
– Thirteenth machine! Thirteenth machine! Base causes a thirteenth machine!
Я осторожно постучал пальчиком по передатчику, растерянно огляделся, пытаясь отыскать в пределах видимости Боба, но вспомнив, что самолично отдал устный приказ, отсылающий янкеля в ближайший магазин за продуктами питания, махнул рукой.
– Герасим! – пододвинув поближе микрофон внутренней связи, я решил потревожить сон третьего номера команды. – Извини за беспокойство. Обстоятельства непреодолимой силы. Там эти снова что-то по-своему лялякают. А Боб на спецзадании. Выручай.
Дверной шлюз спального отсека, пшикнув струей сжатого воздуха, отъехал в сторону и на пороге кабины появился лучший в мире анализатор критических ситуаций, а также непревзойденный мастер нахождения нестандартных решений из безвыходных ситуаций, третий номер нашей великолепной команды Герасим. Поглядев на меня мутными глазами, в который еще метался, ища лежбища, сон, Гера поскреб небритый подбородок и, задрав указательный палец к осветительной люстре кабины, назидательно посоветовал:
– Мм!
После чего с чувством выполненного долга, пошатываясь и цепляясь за обшивку, удалился на место постоянной прописки, навечно закрепленного за его персоной. В спальный отсек, где ждала его возвращения трехметровая гидрокровать с улучшенными спальными характеристиками. Российские ученые специально для него три года разрабатывали.
– И не смей грубить своему командиру! – крикнул я вслед третьему номеру, понимая, что Герка, в общем-то, прав. Он мозг команды, а не переводчик. Но не в его компетенции хамить мне и давать советы, касающиеся командирского образования. Разве мог кто-либо в Академии предположить, что лучшему командиру подразделения "000" майору Сергееву придется общаться с местным населением на практически вымершем языке? Нас учили действовать в экстремальных ситуациях, а не болтать о пустяках.
– Thirteenth machine! Base causes a thirteenth machine!
– Да слышу я!
Стиснув до скрипа зубы, я мотнул головой, прогоняя растерянность, и рубанул кулаком по панели управления. Командир я, или не командир?
– Милашка, командир на связи.
На панели загорелась зеленая лампочка, означающая, что Милашка видит меня, слышит меня и готова оказать любую посильную помощь непосредственному начальству в лице майора Сергеева. Внутренние камеры долго изучали личность командира, словно спецмашина впервые лицезрела майора Сергеева.
– Командор? Опять вы? Ну, что на этот раз?
–
Российские лингвисты, как уж им удалось – не знаю, вложили в самый последний момент перед отправкой в гигантский интеллект Милашки обширные знания о всевозможных наречиях американского континента. А после углубленного изучения словаря, кроме Боба способностью общаться с нашими американскими товарищами обладала только Милашка. Она этим бессовестно пользовалась и требовала за свои услуги всевозможные блага.
Но очевидно сегодня у Милашки было хорошее настроение. Спецмашина подразделения "000", лучшая машина из когда-либо созданных человечеством, обработала принятую информацию через контуры переводчиков и выдала на динамики:
– Говорят, что нас, тринадцатую машину, вызывает база. Если по-нашему, то Управление.
– И что хотят? – заискивающе улыбнулся я.
– Случилось, видать, что-то, – устало захрипели динамики. – Командор, честное слово, не до переводов сейчас. Я ж не разорвусь на части. Или с базой американской болтать, или имущество охранять.
– Да, да, конечно, – поспешно согласился я, понимая, что Милашка права на все сто процентов.
В данный момент спецмашина занималась тем, что отгоняла от себя местных детишек, обступивших ее со всевозможным инструментом на предмет возможности открутить какую-нибудь блестящую деталь. Настоящее бедствие – это местное население. Две тонны стеклянных безделушек, предусмотрительно захваченных из России и вываленных рядом с Милашкой, заняли американских аборигенов только на два часа. Все было растащено по домам и кустам. Потом настала очередь спецмашины.
После потери локатора дальней связи и двух левых подфарников Милашка самостоятельно включила защитное поле, стараясь сохранить саму себя в рабочем состоянии. Поле, впрочем, работало плохо и спецмашина отвлекала любопытных сборщиков цветного лома пуском межконтинентальных ракет. Детишки радостно визжали, размахивая разводными ключами, и требовали продолжения представления.
Рука независимо от мысли пробралась к кнопкам, отвечающим за связь и, даже не покраснев, вырубила все приемные устройства. В кабине возникла благословенная тишина. Самое время развалиться на кресле и полистать местные журналы с дурацкими моно цветными картинками.
Я и развалился, и даже послюнявил две страницы с уродливыми монстрами, гоняющимися за испуганными людьми. После чего швырнул журнал в мусорный приемник. Никакой культуры. Неудивительно, что детишки настолько озлоблены.
Долгое отсутствие второго номера беспокоило заботливое командирское сердце. Мало ли что может случиться с Бобом на его исторической родине. Тем более, что он забрал с собой все наши командировочные.
Напрягать Милашку поисками Боба я не стал. Она и так измучена невыносимой жарой, наглой детворой и вынужденным бездельем. Стараясь не шуметь, я поднялся в верхнюю башню, откуда открывался удручающий вид на окрестности.