Товарищ "Чума" 2
Шрифт:
Помечтал на свою голову, етить-колотить! Хотя, это всего лишь мои предположения. Возможно, что ничего и не было. Ну, по крайней мере, я ничего не мог вспомнить, кроме яркого, страстного и совершенно крышесносного эротического сна, деталей которого я тоже не помнил…
Твою же за ногу! Неужели всё-таки между нами что-то было? А я совершенно не запомнил мой единственный и, возможно, первый и последний тройничок в своей жизни…
А вот то, что я такую ценную книгу на виду оставил и на слово не убрал — совсем не есть гут. Лишиться единственного источника действующих заклинай, автоматически означало полный закат моей стремительной
Нужно уже было опускать одеяльце обратно, но я никак не мог заставить себя это сделать — уж очень шикарная картинка мне открывалась в этот момент. Такой красоты, признаюсь честно, я никогда в своей прошлой жизни не видел. Если только опять же — во сне, или в совершенно непристойной порнушке. Хотя, разве порнушки бывают пристойными?
Но то, что сейчас радовало глаз — это вам не какое-нибудь пошлое «хоум-видео» с расфуфыренными «элитными», но насквозь фальшивыми силиконовыми телами продажных девок. Нет! Здесь мне открывался прекрасный вид на натуральную природную красоту женского тела, не испорченного никакими «высокими технологиями», генетически модифицированной жратвой, фастфудом, отвратной экологией — в общем, всеми «благами» цивилизации.
Прижимаясь ко мне обнаженными телами, лежали две настоящие красотки. Да что там красотки — богини! (Или это во мне спермотоксикоз молодого реципиента бродит?) И вот что я скажу, товарищи дорогие, а Глафира-то Митрофановна совсем не уступала статью и упругостью своего крепкого и поджарого тела своей дочурке.
А в некоторых местах, так и вообще, куда поинтереснее смотрелась (А вот это уже мои собственные предпочтения вылезли, уже пожившего мужика за пятьдесят). Одним словом, как будто не мама с дочкой ко мне прижались с разных сторон, а две родные сестрички с весьма незначительной разницей в возрасте.
И вот скажите, как мамаша умудрялась всю эту «роскошь и богатство» прятать под невзрачными и бесформенными «крестьянскими» одеждами? Ведь они же напрочь убивали в ней всю красоту и грацию, как оказалось, практически идеального тела. А с лицом что она делала? Максимально невзрачное — серая мышь и то привлекательнее выглядит.
Её бы приодеть по-человечески, прическу, минимум косметики и, я уверен, любой настоящий мужик будет реально пускать слюни, едва увидев такую королеву. Вот и сейчас, взглянув в её выразительное и умиротворенное лицо, так разительно отличающееся от её постоянно недовольной физиономии, мне захотелось…
Черт! Черт! Черт! Мой молодой организм, к которому с обеих сторон прижимались две абсолютно обнаженные и просто умопомрачительные красотки, сработал, как ему и положено — теперь одеяло на весу поддерживали не только мои руки.
Неожиданно Акулина слегка повернулась, я резко отпустил одеяло, совершено растерявшись, и не зная, за что хвататься самому, когда с двух сторон такое… такое… такое…
Держаться стало совершенно невозможно, но в этот момент Акулина открыла глаза и встретилась с моим совершенно «бешенным» взглядом. Ага, посмотрел бы я на вас в подобной ситуации! Хорошо еще, что ведьмовская сила из меня изливаться не начала, а то натворил бы я тогда делов! Можно сказать, что повезло на этот счет.
— Рома?.. — изумленно произнесла девушка, хлопая очаровательными ресницами. — А что ты здесь делаешь?
— Акулина? — буквально через
Она недрогнувшей рукой стащила спасительное одеяло, прикрывающее наши обнаженные тела, и неподвижно замерла, не зная, как вообще реагировать на открывшуюся пикантную картину. Немая сцена, заставившая моих девушек буквально окаменеть на довольно-таки длительное время, переплюнула бы, наверное, и саму легендарную ревизоровскую сцену, вздумай кто поставить нашу историю в театре.
Но нам и без большой сцены было веселее некуда. Я видел, как округлились глаза Глафиры… Хотя, кто его знает, как повлияло на неё очень плотное общение со своей прожжённой матерью-ведьмой, которым, как известно, вообще никакие законы не писаны? Ведь их же хлебом не корми дай только на какой-нибудь лысой горе групповушку устроить. Ну, шабаш которая.
Но из всех этих, весьма познавательных ощущений, я успел сделать один очень обнадеживающий меня вывод: у меня, наконец-то, пробудились ментальные способности! И пусть я еще не могу читать мысли, но их общее направление и «окраску» улавливаю вполне четко.
Первой из общего ступора вышла, как ни странно, Акулина. Она резко, словно ожегшись, вновь натянула одеяло, прикрывая мой… В общем, чтобы опять ничего не было видно. В избе вновь воцарилась мертвая тишина. Было даже слышно, как где-то в горнице бьется в стекло особо упорная муха, пытаясь его проломить. И в этой тишине за моим вытянувшимся лицом наблюдали две пары прекрасных женских глаз. И каждая из моих хозяек была прекрасна по-своему.
Если бы мне в этот момент пришлось выбирать с кем бы я хотел (ну, вот как в такой момент могут лезть в голову подобные мвсли?)… Ну, уединиться… Я бы, наверное, конкретно тупил бы, ибо был абсолютно не готов отказаться ни от дочки, ни от её матери. Ну, вот что хотите со мной делайте — они обе оказались весьма и весьма… Такого со мной никогда не было, хоть это и неправильно… что ли…
Черт, а ведь они обе тоже меня хотят! — неожиданно понял я. Дико, жгуче и страстно — я видел это по изменившемуся цвету их аур, которые просто полыхали сейчас таким пламенем, что могли спалить им целую вселенную!
Крупные соски Глафиры Митрофановны стремительно затвердели и уже «царапали» под одеялом мою кожу, мгновенно покрывшуюся мурашками. Да и со стороны Акулины, творилось примерно то же самое — мои прекрасные дамы изнывали от охватившего их возбуждения.
Да уж, ситуация патовая. Взрывоопасная. Но, многие мужики всю жизнь, наверное, мечтали оказаться на моем месте. Но я сейчас просто был не в состоянии рассуждать здраво. В паху уже просто ломило от чудовищного желания разрядки, но… Я держался.
— Это ты меня спрашиваешь, что происходит, мама? — неожиданно взвизгнула Акулина, первой разорвав вязкую тишину. — Почему ты здесь и…и… и… — Она даже задохнулась от возмущения, едва не прожигая мамашу гневным взглядом. — Совершенно голая! — наконец выдохнула она.
— Я могу задать тебе тот же вопрос, доча, — в голосе Глафиры Митрофановны явственно послышалась ехидная усмешка. — Почему ты тоже здесь? И тоже абсолютно без одежды?
Воздух между дочкой и матерью словно сгустился и заискрил, наэлектризовавшись от двух весьма возбужденных женщин. Как бы мне сейчас в замес между ними не попасть.