Товарищ "Чума"
Шрифт:
Может быть, в книгах, доставшихся по наследству от старой карги, всё это и есть, и мне не пришлось бы напрягаться. Но тот факт, что я дошел до всего этого сам, грело мне душу. Черную пропащую душу проклятого колдуна.
— Прав дед — странный он какой-то, — шепнул на ухо командиру товарищ политрук, подозрительно на меня пялясь. — Может, зря мы с ним связались? Надо бы его взять, и допросить хорошенько! С пристрастием…
— С дуба рухнул, Карп? — так же тихо прошептал командир. — Если бы не он…
— Так еще и ничего не закончилось, — ответил политрук. — Один пост — ничего еще
А ведь они и близко не подозревали, что все их разговоры я прекрасно слышу. Слух у меня теперь просто изумительный. Хотя, сомнения политрука мне были вполне понятны. Пришел какой-то хрен с горы, о котором вообще ничего не известно. Ни бумаг, ни документов… А вдруг, действительно, всё это изощренная немецкая ловушка?
— Товарищ Чума? — неожиданно окликнул меня командир отряда. — С вами всё в порядке?
— А в чем, собственно, дело, товарищ Суровый? — Я уже закончил собирать силу из размножившихся печатей, да и эйфория уже в основном схлынула.
— А что вы сейчас делали? — спросил он меня в лоб.
— Оценивал действие экспериментального оружия, — выдал я подготовленную версию.
— И как? Действие? — уточнил командир отряда.
— Вы себе даже не представляете! — восторженно заявил я. — Всё не только подтвердилось, но во много раз превзошло даже самые смелые ожидания! Результат на лицо… Да вы и сами всё видели, товарищи дорогие! — Нацепив на лицо восторженную маску, продолжал я заливаться соловьём. — Во время моей ночной вылазки я заразил всего лишь одного единственного человека! А через час с небольшим полег почти весь гарнизон! С его отдалёнными постами! Никто из них даже не в силах на ноги подняться, а не то, чтобы сопротивление нам оказывать! Понимаете, насколько важными были эти испытания?
— Если оно всё так, как ты заливаешь, малец, — пока молчали командиры, переваривая информацию, в разговор влез неугомонный дедок, — то цены твоему оружию нету! Этаким Макаром мы всех ерманцев к зиме потравим! — довольно закончил он. — Будут знать, как на чужое добро свой поганый рот разевать!
— Если бы, дед Маркей, — решил я немного охладить чрезмерный пыл старика. — Оружие это — экспериментальное. Не совсем доработанное. Для его полного внедрения, и налаживания бесперебойного производства, понадобятся месяцы! А то и годы!
— Какие годы? — неожиданно вскипел старичок. — Ты еще столетия сюды приплети! Если оно вона, как фрицев с ног валит, то бери и внедряй! — Он даже рукой махнул, словно в ней была зажата остро отточенная шашка.
— А вот это уже не мне решать, уважаемый Маркей… не знаю, как вас по батюшке… — решил я немного подсластить горечь старику. Все-таки он — настоящий герой! Такие и в воде не тонут, и в огне не горят! Хоть и под сраку лет, а всё одно воюет, как и пол века назад. Бъет врага и в хвост и в гриву!
— Онисимович, — недовольно сверкнув глазами, произнес старичок.
— Так вот, Маркей Онисимович, как внедрять, решать будут там, — и я ткнул пальцем «в небо», намекая, конечно, на божественные силы, но близкое к ним высокое начальство. — А наше дело маленькое,
— Твоя правда, паря! Всю жизню в солдатах, а…
Чего там еще хотел сказать веселый старикан, дослушать мне не довелось — меня накрыло такой мощной волной эйфории, с которой две смерти полицаев не шли ни в какое сравнение. Словно разом загнулась пара десятков фрицев, а то и больше. Справиться с таким «кайфом» мой организм оказался просто не в состоянии. Мои «предохранители» вышибло, и я на какое-то время напрочь выпал из существующей реальности…
[1] Четыре трупа возле танка, дополнят утренний пейзаж, — строчка из песни «На поле танки грохотали» — (другие варианты песни — «По полю танки грохотали» и «Танкист») — советская военная песня.
[2]1 штоф (десятериковый штоф, кружка) = 3 фунтам чистой воды = 1/10 ведра = 2 водочным бутылкам = 10 чаркам = 20 шкаликам ? 1,2299 л (1,2285 л). Полуштоф — половина штофа.
Глава 25
— После сего я взглянул, и вот, дверь отверста на небе…
Эти мерный нараспевный речитатив отдавался болезненным набатом у меня в голове и заставлял трепетать всем телом, словно я стоял рядом с большой акустической колонкой, работающей на полной мощности.
— … и прежний голос, который я слышал, как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал…
Низкий голос, звучавший у меня в ушах, был очень похож на голос монаха — отца Евлампия, заключившего меня в антиколдунскую клетку, когда я сам так глупо подставился.
— … взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего[1]…
Голос продолжал долбить мне по мозгам, вызывая не только боль, но и глухое раздражение. Да и вообще, с какого хрена он решил мне мозги компостировать? Я на это своего согласия не давал.
— Хватит уже, Евлампий! — Моё терпение наконец лопнуло, и я воззвал к совести монаха. — И без тебя голова трещит! — Ощущения действительно были такими, словно я до этого всю ночь наливался дерьмовой водкой и поганым вином, смешивая их в ужасающих количествах.
Но отец Евлампий не внял гласу рассудка и продолжал третировать меня «чтением псалмов»«. Такое ощущение, что он меня, не иначе, отпевать взялся, так сказать, 'со святыми упокой»[2], земля пухом и царствие небесное. Хотя, как раз царствие небесное мне и не грозит, по причине моей новой специализации — ведьмак я.
— И тотчас я был в духе, — продолжал издеваться надо мной священник, каждое слово которого, словно забивало мне в темечко острый гвоздь, размером не меньше сотки.
— Да заткнись ты уже! — Сорвался я на крик, поскольку терпеть эту муку не осталось никаких сил.
И только после этого до меня, наконец, дошло, что что-то здесь не так. Причём, очень и очень не так. Во-первых, я совершенно не слышал своего голоса, хотя крикнул из всех сил. В моих ушах стоял лишь этот «трубный глас», читающий какой-то Священный текст.