Товарищ фюрер. Книга 1. Триумф блицкрига. Дилогия
Шрифт:
— Ну что ж, пора начинать «Динамо», — пробормотал адмирал и усмехнулся. Название для этой операции придумал сам премьер-министр, сэр Уинстон Черчилль. Везунчик! И пусть твоя удача хоть частично перейдет на эти утлые челны, которым предстоит совершить невозможное!
«Фельзеннест»
Андрей не сразу сообразил, что происходит. Вроде он стоял напротив Остера, ожидая выстрела, а тут перед ним внезапно выросла широченная спина, полностью перекрыв ему обзор. Родионов высунул
Полковник Остер лежал на полу, согнувшись в три погибели, закатив глаза к потолку, бледно-кровавый. Бледный потому, что был без сознания, а из расплющенного богатырским ударом носа, словно из брандспойта, хлестала кровь. Полный нокаут!
— Айн, цвай, драй…
Ерническим тоном Андрей начал отсчет, принятый на ринге, совершенно забыв в ту минуту, кто он и где находится. Его обуревала непонятная радость, внезапно захотелось даже петь. Такое состояние ему было знакомо — еще с Афгана, когда чудом избежал смерти, выбравшись из горящего танка, что подорвался на нехилом фугасе и получил еще пару попаданий из РПГ.
— Мой фюрер, — тихо пророкотал голос боксера, — считать не нужно, господин полковник будет долго в беспамятстве.
— Да, конечно, — задумчиво пробормотал Родионов, глядя на крепкий и внушительный кулак боксера. Приложит таким — мало не покажется. Но то эмоции — а взглядом он обвел оцепеневших людей, напомнивших ему финальную сцену «Ревизора».
И тут все замельтешило перед глазами, словно пленку просмотра перевели на ускоренный режим. Трое плечистых парашютистов в голубоватой форме люфтваффе сомкнулись вокруг него — их взгляды не сулили собравшимся ничего доброго. Еще двое десантников с обер-лейтенантом, что командовал планеристами при захвате неприступного бельгийского форта, занялись Остером, и вскоре на ладони офицера лежал небольшой пистолетик.
— Он хотел стрелять в вас, мой фюрер! Иуда! — с рычанием в голосе произнес молодой офицер и сделал энергичный жест рукой. Андрей сразу не понял, к чему такое рукомахательство, но через секунду все прояснилось. А ведь зря говорят, что немцы педанты и не любят проявлять инициативу. Как бы не так — десантура германская явно из другого теста слеплена.
Два парашютиста дружно навалились на еще одного полковника абвера, что с бледным лицом стоял среди награжденных и зачем-то сунул руку в карман. Секунда — офицеру уже заломили руки, весьма профессионально, куда там родной московской милиции. Вот только вместо ожидаемого пистолета из кармана вытянули большой носовой платок — полковник просто хотел вытереть вспотевшее от переживаний лицо.
Андрей усмехнулся — а еще говорят, что у разведчиков железобетонная выдержка. Щас! В общаге среди нищих студиозов было популярно одно высказывание — все мы люди, все мы человеки.
— Мой фюрер! Небо хранит вас для рейха!
Геринг прямо лучился самодовольством, растопырив руки, словно это он прикрыл фюрера от смертоносного свинца. А толстые губы сложились таким умилительным сердечком, что Андрея передернуло.
«Да уж! Боров свою выгоду носом чует, его же парашютисты. Ишь как на Шмеллинга глянул, словно золотишком осыпал. Теперь у мужика карьера резко в гору пойдет», —
— Благодарю вас, Макс!
— Это мой долг — защищать Германию и фюрера! — внушительно ответил боксер, и Родионов понял, что дальнейшие благодарности будут неуместны, они только станут обидными для парашютиста.
— Хорошо. Вы настоящий солдат, Макс, — тихо произнес Андрей, убрал руку с плеча верзилы и пошел к невысокому худому адмиралу, что выделялся среди собравшихся несколько бледноватым лицом. Еще бы — у этого выдержка на высоте, четверть века в разведке, всякие коллизии видел. Вот только губа у адмирала чуточку дрожала — Канарис явно чувствовал себя не в своей тарелке. И было отчего…
— Это же прелестно, господа, — Андрей решительно перешел ко второму акту Мерлезонского балета. — Глава военной разведки рейха сам является шпионом. Ведь так, адмирал Канарис?!
— Мой фюрер, — голос моряка был тверд, а взгляд словно резанул алмазом по стеклу. — Это какое-то чудовищное недоразумение! Я не ожидал, что полковник Остер…
— Оставьте, адмирал, ваши отговорки. Ваша карта бита, любитель двуликого Януса. Это же ваш кумир?! Бог лжи и обмана. Так ведь, Канарис?! Я про вас много знаю. А господа генералы сейчас послушают. Помолчите, адмирал, меня не интересуют ваши гнилые отмазки!
Взгляды собравшихся генералов буквально впивались в моряка. И существуй пирокинез, Канарис уже бы сгорел факелом, рассыпавшись в кучку пепла. Но держался молодцом, взгляд не отвел, только маленькие капельки пота, выступившие на лбу, выдавали сверхчеловеческое напряжение. Главу разведки можно было понять — он сейчас глядел в глаза собственной смерти, ведь фюрер не шутил, его голос был преисполнен лютой злобы.
Но что мог предпринять маленький тщедушный адмирал, которого с трех сторон обступили крепкие парашютисты, вперив в него голодные волчьи взгляды. Одно неосторожное движение — и его разделают, как Остера, а с заломленными руками исчезнет последняя надежда оправдаться, пусть она и прискорбно малая.
— Понимаете, господа генералы, но вещь необыкновенная, — Андрей нагло ухмыльнулся. — Глава нашей военной разведки уже давно и очень плодотворно трудится на британцев. Помолчите, Канарис, иначе вам заткнут рот. А я расскажу занятную историю, господа, которая началась очень давно. Тогда наш адмирал был еще лейтенантом и служил на крейсере «Дрезден», что стоял стационером в Латинской Америке. Это было более четверти века тому назад, когда началась война…
Дюнкерк
— Это конец! — гауптштурмфюрер Майер привычно выругался, облегчив крепким словом душу.
Это офицеры вермахта вели себя как аристократы, каковыми, впрочем, и являлась добрая часть из них. А эсэсовцы культурных норм не соблюдали, выражались теми же словами, что и их солдаты.
Эскадрон понес чудовищные потери, под рукой остались четыре десятка мотоциклистов, едва на один взвод. А британцы все лезли и лезли через Канал, вода которого превратилась в кроваво-черную, как та подземная река Стикс, что преграждала путь в царство Аида.