Товарищ Гитлер. Книга 2. Повесить Черчилля!
Шрифт:
— Странно, но с подобным приходится иметь дело и мне. Угроза со стороны Германии приводится как реальная.
— Значит, война между нами им выгодна, потому и идут на провокации. Прошлый раз им это удалось, но сейчас я принял меры заблаговременно и теперь надеюсь на ваше взаимопонимание. Давайте сделаем так, если вы не против: я отвечу на все ваши вопросы, абсолютно ничего не скрывая, а вы сами решите, что нам делать!
Бенгази
В доме на всю мощь работал
Здесь, в небольшом городе на берегу моря, царил беспорядок — итальянцы явно готовились к эвакуации, презрев прибывающие им на помощь немецкие части.
— Даже свои роскошные особняки оборонять не решаются, предпочитают в пустыне бегать, — язвительно усмехнулся фельдмаршал, пораженный размерами произошедшей катастрофы.
Ему стоило большого труда уговорить своего итальянского коллегу в необходимости остановки этого стихийного «драп-марша», или, как смеялись над собою сами итальянцы, все прекрасно понимающие, «стремительного наступления на Триполи».
Будь он в меньшем чине, то вряд ли бы удалось убедить маршала Бальбо. Но так, хвала жезлу, врученному фюрером, тот, скрипя зубами от высокомерия, густо замешенного на страхе, согласился передать все итальянские части в Бенгази в распоряжение генерал-лейтенанта Роммеля. Хотя тут свою роль сыграли и «штукас», двумя группами прилетевшие на прибрежные, хорошо оборудованные итальянцами аэродромы.
Фельдмаршал постоянно поторапливал начальника штаба воздушного флота генерала Шпанделя — сейчас под Тобруком решалась судьба Африканской кампании, а потому он просто махнул рукой на Мальту, эту занозу, что мешала морским перевозкам в Триполи.
Если удастся раскатать в лепешку английский корпус под крепостью, то этот зловредный остров просто обречен — слишком длинен морской путь к нему от Египта, всякий британский конвой окажется беззащитным перед массированными атаками с воздуха грозных пикировщиков Ю-87.
Фельдмаршал открыл холодильник, достал с полки запотевшую бутылку минеральной воды, налил до половины стакан. Его в который раз поразила тяга итальянского генералитета к немыслимому комфорту: пусть армия плохо оснащена, большинство самолетов и танков представляют собою допотопные конструкции, чуть ли не эпохи Пунических войн, зато на штабные особняки и виллы денег в Риме не жалели.
Кессельринг усмехнулся и сквозь зубы негромко, но твердо огласил свой приговор всему увиденному в Бенгази:
— Нет, такая армия побеждать просто не способна. И ее призвание — вечно быть битой!
Москва
— Я мог исчезнуть из шкуры Гитлера в любой момент, а потому должен был сделать так, что даже возьми он снова себя в руки, то крылышки были бы подрезаны. Его опора партия и карательный аппарат СС — их я отстранил от реальной власти и упразднил СС!
— Но военные могли выйти из-под вашего контроля, почувствовав силу.
— Так точно! Я вам говорил, что 20 июля 1944 года заговорщики подложили бомбу в Ставке…
— Исход войны был решен, они спасали свои шкуры и пытались заключить с англо-американцами сепаратный мир. Здесь же ситуация, Андрей Иванович, совсем иная…
Сталин принялся набивать трубку, тщательно разминая табак. Его лицо за этот час посерело, будто постарел на десять лет.
Родионов рассказал ему все, что знал, вывернувшись чуть ли не наизнанку под короткими, словно выстрел, убийственно точными вопросами вождя. Только слушал и задавал вопросы — и все.
Странно, но ход Второй мировой войны его почти не интересовал, больше касался послевоенного периода и распада СССР. Один раз Андрей заметил небольшой эмоциональный отблеск, когда рассказал о начале марта 1953 года, о том, как, вероятнее всего, отравили самого Сталина. И причину назвал — дескать, тот покусился на партийную монополию на власть. Вот только кто стоял за этим делом, Андрей не знал, а потому так и прямо сказал.
Сталин чуть хмыкнул в ответ, типа «ищи кому выгодно», и ничего более, эмоции словно отсутствовали у этого человека, но как бы нехотя произнес, что поставит Хрущева наркомом водного транспорта.
Андрей целую минуту пытался понять, в чем тут дело. А когда вспомнил, что через эту должность прошли Ягода, Ежов и прочие высокопоставленные партийцы, коих потом поволокли в расстрельный подвал, посерел от такого наглядного демонстрирования черного юмора и поспешил перевести «стрелки»:
— Среди генералов свара постоянная, я просто поставил на ключевые посты тех, кто на сговор не пойдет ни при каком раскладе, ибо ничего не приобретут, а только потеряют. И войну настоящий Гитлер объявить бы не смог, и границы переустроить — потому что гарантии даны многосторонние и слишком значителен круг вовлеченных…
— И сделал все, чтоб от «агрессии» со стороны Советского Союза уберечься?! Даже Польшу в ее исконных границах возродил?
Сквозь иронию Андрей уловил в голосе Сталина нечто похожее на разочарование. Похоже, что только сейчас он с чем-то определился, а это проявилось как сожаление.
— И меры эти принял, потому что побоялся, что я твоих близких и отца, что еще мальчишка малый, в оборот сейчас возьму? И тогда Гитлер снова в своей шкуре хозяином станет, ибо ты посчитал, что я отца твоего… Ведь так?! Решил подстраховаться?!
— Я не коммунист, Иосиф Виссарионович, и идею мировой революции не разделяю. Ибо она невозможна, если только война не доведет людей до пещерного состояния. И о какой Земшарной советской власти можно говорить, если данная власть семь десятков лет продержалась и развалилась? Народ мыслит просто, а одной идеей сыт не будешь.
Слова хлестали бичом, Андрей решил идти до конца и выложить все, что накипело за это время. Особенно когда он познакомился с германской информацией, как именно и какой чудовищной ценой строился социализм в отдельно взятой стране.