Товарищ жандарм
Шрифт:
— Мария Игорев… ва, дочь — вовремя спохватилась, назвалась, как крестьянка, — Машей все кличут, ваше сиятельство.
— А не страшно тебе, Машенька, одной гулять, разбойников не боишься? — вплотную подошёл и ещё шире улыбается.
Стою, посмотреть на него боюсь.
— Ну пойдём, провожу тебя, Марья-краса длинная коса! — опять чему-то засмеявшись, произнёс граф. — Расскажешь мне по дороге, где живёшь, урожай каков, не обижает ли барин?
— Да недалече живу, версты три будет, и уродилось в этом годе, грех жаловаться, — вспомнила, весьма кстати, случайно услышанный разговор папеньки и Наума Игнатьевича, — а барин у нас добрый, не обижает барин, дай Бог ему здоровья! — перекрестилась
Если в первый раз он показался мне юным, то теперь, вблизи, угадывался возраст, что-то около двадцати семи — тридцати лет, а отсутствие усов объяснялось очень просто, он ежедневно пользуется бритвой и совершенно не следит за модой! Как же такой молодой человек и совершенно без усов?
— Ну вот и славно! Давай лукошко понесу, — перехватил корзинку и руки коснулся случайно. Меня как иголками кольнуло, сомлела даже немножко. — Что случилось, красавица? — Неужели заметил?
— Нет, нет, ничего, ваше сиятельство! День, наверно, жарким будет, — пролепетала еле слышно.
— Тут рядом родничок есть, давай свернём, попьёшь водички, и легче станет.
— Конечно, ваше сиятельство, пить очень хочется.
— Да что ты всё время сиятельство да сиятельство! Александр Павлович меня зовут или просто Саша.
Свернули на тропинку, что к роднику вела, про него всей округе известно. Напились холоднющей воды, аж зубы заломило, Александр умылся, окунув голову в бочажок. Устроились на двух поваленных деревьях друг напротив друга… и проговорили ещё часа два. Александр шутил сначала, меня выспрашивал, а потом рассказал о своей жизни. Господи, сколько пережил этот милый и добрый человек! За что злая судьба-злодейка приносит столько несчастий таким сильным и смелым людям! Бедный Саша, сколько он пережил, смерть жены, утрату маленького сына! Александр ещё говорил, глядя прямо перед собой, а по моим щекам текли слёзы! И я ничего не могла с этим поделать!
— …наверно, не надо было это рассказывать, — Александр повернулся ко мне. — Что с тобой, Маша? Ну что ты? Зачем эти слёзы! Сейчас воды принесу.
— Спасибо, Александр Павлович.
Саша уже вернулся от родника, держа воду в сомкнутых ладонях.
— Умойся, Машенька. И прости меня за этот рассказ, просто наболело, трудно такой груз в себе носить… прости, в общем.
— Нет, Александр Павлович! Это вы должны простить меня за эти… за это… — я аж задохнулась.
— Не расстраивайся, Маша. Давай я тебя провожу, — руку протянул, помогая мне встать.
Потом мы долго шли в сторону нашего имения, болтали о разных пустяках. Саша оказался очень интересным рассказчиком, правда, иногда запинался на середине предложения, как бы подбирая слова или мысленно переводя их на русский язык. По крайней мере, я очень надеюсь, что это так и никак не связано с тем, что ему приходится упрощать речь, чтобы я, глупая корова, понимала смысл.
Распрощались с графом где-то за полторы версты до нашей усадьбы. Затем, напомнив, что он практически каждое утро совершает пробежки и я при желании могу к нему присоединиться, и если не побегать, так просто поговорить, развернулся в сторону имения Осташевых и быстро скрылся за поворотом, а я осталась на середине дороги, совершенно не зная, что мне делать.
Глава 6
Если б я знал, во что вляпаюсь, точно бы прикинулся дурачком и не стал бы лезть в эту историю, хотя, если быть честным, было интересно. Жизнь в имении графа Осташева, несмотря на мой ноутбук, который я подзаряжал от автомобильного аккумулятора и двухсотваттного преобразователя, была как-то скучновата после динамики нашего времени. Поэтому когда мы с генералом получили недвусмысленное предложение прибыть в уездный город, я даже
Со стороны все выглядело прилично и весьма помпезно. Городничий даже вышел на улицу встречать гостей, показывая таким образом свое расположение и уважение. А вот меня как-то все это стало напрягать. Особенно парочка новых приставов, которые терлись возле дома, изображая усиленное патрулирование. Все вроде как было в порядке и форма такая же, как у тех ребят, что приезжали с городничим в имение Осташева, но наметанный взгляд сразу выловил кое-какие несоответствия. Те, что тогда приезжали, ну точно были простыми служаками, как говорилось — от сохи. Простые, понятные, прозрачные, как охлажденная бутылка водки. Но вот эти уж слишком отличались и при этом свое отличие они старались не афишировать. Их было двое — один, широкоплечий бородатый дядька, лет сорока, с военной выправкой и пудовыми кулаками, зыркал по сторонам исподлобья, четко контролируя ситуацию, ассоциировался у меня с группой силовой поддержки, основная задача которой лбом прошибать стены и крушить супостатов. Но вот второй, молодой, стройный, с фигурой легкоатлета, с ухоженными усами и внимательным оценивающим взглядом, ну никак не смотрелся в форме уездного пристава. Как по мне, офицерские эполеты и несколько боевых орденов ему бы больше подошли. Самое интересное, что он мне напоминал меня самого лет так восемь-десять назад, когда я, амбициозный офицер, перешел в органы военной контрразведки и рыл носом землю, чтоб дать соответствующие показатели.
То, что городничий нас слил с потрохами, я понял сразу. Мне было интересно, когда нас начнут брать и задавать вопросы, но это не входило в мои планы, да и легенда прикрытия на случай такого провала уже была подготовлена. Поэтому, сказав графу, что оставил в карете табакерку, вернулся и уже целенаправленно поменял в ПМе, который висел у меня подмышкой в оперативной кобуре, магазин с боевыми патронами на такой же, только с травматическими: жалко будет уходить и оставлять за собой трупы.
Время шло, нас накормили, напоили, долго и старательно ездили по ушам, но арестовывать и хоть как-то ограничивать свободу никто не собирался, что меня несказанно удивляло и стало нервировать. Неизвестность, она, как правило, более болезненная вещь.
Со временем разговор перешел на желание генерала Осташева объявить меня своим сыном, и городничий тут же перевел все стрелки на меня, непонятно зачем уцепившись за как-то случайно оброненные слова про то, что я некоторое время занимался поиском грабителей. В некоторой степени мою службу в военной контрразведке можно было и так назвать, поэтому, с моей точки зрения, я не соврал. А это несказанно его заинтересовало, и он реально меня поймал на «слабо», причем это было все так тонко и лихо обставлено, что у меня не было другого выхода как согласиться помочь городничему в «маленькой проблемке». И отказать значило бы полностью похоронить планы по усыновлению меня генералом и в некоторой степени подставить его, испортив отношения с боевым товарищем.
Графу все это не нравилось, но выхода не было, и он согласился, но попытался выиграть время, ссылаясь на то, что вместе со мной надо отправить слугу, а это надо отправляться в поместье. Но и тут нас переиграли: самым невинным тоном полковник Маркелов сказал, что мой обычный слуга, Тимоха, сын управляющего, в данный момент находится с отцом в Туле, куда мне придется отправиться, чтоб решить «маленькую проблемку».
«Вот суки, как они нас обыграли, все знают. И зачем им тогда такие сложности?» Но ответа я пока не нашел и, сохранив на лице самое доброжелательное выражение, как мог, понес обычную для этих мест чушь, выражающую мое желание помочь его превосходительству городничему.