Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!
Шрифт:
Хмыкнув, я подобрал наши скудные вещички, кивнув поручику:
– Пилот, говоришь? Ну, пошли, покажешь. Не забыл, что ты нынче лейтенант РККА и вести себя следует соответственно? Сыпать цитатами из последней речи товарища Сталина, конечно, не нужно, но…
– Не забыл, – нахохлился тот – судя по всему, роль «большевистского краскома» поручику все же не слишком нравилась. Ну а что делать? Придется потерпеть, иначе нам не выжить. – Да, и вот еще, кстати, – плеснув на ладонь водой из фляжки и повозив по земле, я пару раз решительно мазнул Гурского по щекам, подбородку и лбу. От возмущения и неожиданности
– Виталий Анатольевич, что вы себе позволяете… что ты делаешь?! – голос, разумеется, был преисполнен праведного гнева и прочего негодования.
– Маскировка, – криво ухмыльнулся я, повторяя процедуру с собственным фейсом. – Сам посуди, ну какие мы с тобой, на фиг, окруженцы из расстрелянной колонны? Морды гладко выбриты не далее как сегодня утром, кожа чистая, все такое прочее… дальше объяснять? Мы ведь с тобой по легенде после авианалета оказались в тылу, пробираемся к своим – и оба свеженькие да чистенькие, как те огурчики. Так не бывает, согласись? Да нас любой особист во вражеские диверсанты запишет, еще и поржет над тупыми немцами, в подобном виде своих агентов на задание отправившими. А дальше, знаешь ли, все очень даже быстро произойдет: прислонят к ближайшей березке, да и…
– Согласен, – поразмыслив пару секунд, кивнул поручик. – Прости, я едва тебе не нахамил. Должен был сам догадаться.
– Проехали, – отмахнулся я. – Это я должен был догадаться, еще когда переодевались. Ладно, пошли уж, товарищ лейтенант.
Поморщившись, но смолчав, Гурский перехватил поудобнее винтовку и первым двинулся вперед, указывая дорогу.
– И вовсе никакой он не летчик, – шепнул я, закончив осматривать крохотную полянку. – Танкист самый натуральный. И пулемет у него танковый, конструкции Дегтярева, «ДТ-29» называется, калибр семь—шестьдесят два.
– Виноват, ошибся, – пробормотал поручик. – А ведь и точно, кожуха на стволе не видать и диск несколько иной. Пардон.
– Коля, ты опять?
– Что?! – непонимающе дернулся Николай Павлович. – Что не так?
– «Виноват да пардон», вот что не так! За базаром… э-э, за словами следи, очень прошу! Шутки кончились.
– Для меня, Виталий, шутки давно кончились, знаешь ли, в семнадцатом еще, – хоть и негромко, но зло прошипел тот в ответ. – Да и в пятнадцатом году тоже особенно шутить не приходилось. Впрочем, прости, снова не прав. Вперед?
– Угу, пошли. Как подойдем, ты поближе к пулемету встань, а то мало ли что. А говорить я сам стану.
Разбудить неведомого танкиста в звании младшего лейтенанта оказалось не столь и просто, так что зря мы с поручиком тихарились. Убедившись, что до кобуры он быстро не дотянется, я осторожно потряс парня за плечо, однако тот лишь недовольно пробурчал что-то невнятное, сонно отмахнувшись рукой. Да еще и на бок перевернуться попытался! Однако! Во нервы у предка! Хотя, скорее всего, просто вымотан до предела – не просто ж так в лесу оказался?
– Эй, братуха, хорош дрыхнуть, всю войну проспишь! – Я снова потряс танкиста. И, поразмыслив, негромко рявкнул, наклонившись к самому уху: – Подъем, лейтенант, боевая тревога! Смирно!
Как и ожидалось,
– А… виноват… задремал, тарщ командир… – и окончательно пришел в себя, очумело вертя головой.
– Что ж вы так, товарищ младший лейтенант, а ежели не мы, ежели б немцы? – подбавив в голос укоризны, осведомился я. – Так бы и взяли тепленьким.
– Э-э… вы кто, товарищ боец?
– Шофер я, Новорощенко фамилия.
– Младший лейтенант Якунов.
– Стал быть, здравия желаю, – не без колебаний – иди знай, правильно ли поступаю? поди разберись, как у них тут с субординацией, – я протянул руку, которую танкист немедленно и пожал. Ага, ну, уже проще. – Мы с товарищем лейтенантом на вас случайно наткнулись, уж больно громко вы того… ну, это, короче, спали, в общем. Сначала думали мимо от греха пройти, но решили поглядеть, что да как. – Нет, определенно во мне умер великий актер! – Ну, вот и поглядели. А тута вы спите. Вот мы и это, решили разбудить.
Скосив взгляд, я заметил, как поручик восторженно закатил глаза. Ну, дык! А ты как думал, золотопогонник! Могем, ежели надо.
– Правильно разбудили, товарищ боец. – Танкист провел ладонью по лицу, окончательно приходя в себя. Взглянув в сторону Гурского, мгновенно срисовал кубари и сделал попытку встать по стойке смирно. Руку, правда, к голой голове кидать не стал – танкошлем так и лежал на планшете:
– Простите, товарищ лейтенант, не приметил сразу! Виноват!
– Вольно, – спокойно, даже, пожалуй, как-то лениво ответил тот. – Какие уж тут звания, лейтенант? И выкать тоже не обязательно. Лучше просто по имени. Звать-то тебя как?
– Сергеем батька с мамкой назвали, тарщ лейтенант, – с готовностью сообщил тот.
– Ну а меня Николаем, стало быть, кличут. А шофера моего – Виталием. Вот и познакомились.
– Так как же без званий-то? – дернулся было танкист. – Уставом не положено.
– Положено, не положено, какая разница? – буркнул поручик. – Время такое. Что мы с Виталей, что ты – всяко окруженцы, какие уж тут звания. К своим нужно пробираться, да поскорее. Согласен?
– Так точно, согласен, тарщ лей… то есть Николай!
– Вот и ладненько. – Подавая пример, поручик опустился на землю, махнув танкисту рукой. – Опять же, теперь у нас пулемет имеется. Если прижмут, хоть последний бой дадим, а то у нас с Виталием всего вооружения – только «наган» да «треха». Патроны, правда, в наличии, но так, на один бой.
Танкист, похоже, окончательно пришел в себя:
– Вы вообще откуда, мужики? Я с седьмого мехкорпуса, четырнадцатая танковая дивизия.
– Шестьдесят девятый стрелковый корпус, – мгновенно среагировал я. И неожиданно ощутил себя полным идиотом: ведь историей увлекался, блин! Что в солдатской книжке написано, а? Именно он, а значит что? А значит, что сейчас июль сорок первого, где-то между шестым и десятым числом. Лепельский контрудар! Неудачная попытка не допустить взятие Витебска и дальнейшее продвижение противника на Смоленск и Москву! Вот же…