Традиции & Авангард. №2 (9) 2021 г.
Шрифт:
Довольный Алиев был тут как тут.
Музыканты грянули «Я иду в этот город, которого нет».
Я чувствовал себя победителем. Сознание гарцевало, как резвый скакун. Я сделался дерзок и смел. Если бы мне приказали идти на дзот, я выполнил бы приказ, не мешкая.
Я принялся болтать без умолку. О, мне было что сказать!
– Запомни, лейтенант, – осадил меня Алиев на перекуре. – Первое офицерское звание – это старший лейтенант.
– Как же? Почему это? – возмущался я, раскрасневшись. – А лейтенант?
– А лейтенант – это кличка.
Последующие мои воспоминания отрывочны. Помню, как Мерзликина поднимали,
На следующий день я очнулся в офицерском общежитии. Сознание, как разбитый кувшин, рассыпалось на дне головы грудой осколков. На полу валялся китель со звездочками. Я почувствовал, что не могу оторвать язык от неба.
Дверь открыл краснощекий капитан Иванов, следователь военной прокуратуры. Не говоря ни слова, он кинул на кровать бутылку «Ессентуки номер семнадцать». Солоноватый поток заструился по моей внутренней пустыне, возвращая жизнь в города и села. Я опустошил всю бутылку. Поднялся, заметил, что на полу нет ботинок, а на моих руках – вздувшиеся пузыри ожогов.
– Вы ко мне? – спросил я хрипло.
– Я за вами, – ответил Иванов, не отрывая взгляда от документов. – Едем в Шатой. Мотолыга перевернулась. Вы, Николаев, решили здесь забухать, что ли? Не лучшее решение.
– Я не решил.
– Вы вчера наблевали на бас-гитару.
– Правда, что ли? Точно я? А ботинки мои не видели?
– Возле мангала валяются.
– М-мангала?
– Вы сняли их, чтобы пройтись по углям.
– Зачем? – схватился я за голову.
– Доказывали, что способны на подвиг. А потом сделали предложение Глафире Андреевне.
– Хватит, прошу.
– Вручили ей на помолвку картину со стены столовой. Потом уснули на тележке для посуды. Кажется, все. Машина ждет. Два «двухсотых» на месте аварии.
УАЗик взлетал и падал на ухабах. Меня подташнивало.
– Развлечений никаких, вокруг горы. Хотя в полку праздник каждый день. Поэтому я не бухаю. Вообще, – сказал Иванов. – Нам, мордве, бухать противопоказано. Дурные становимся.
– Как же вы игнорируете все эти тосты? – спросил я.
– Переворачиваю стакан, и все. Это значит – не пью.
– У нас с вами много общего.
– Например?
– У нас обоих короткие аллели. Мое имя Кытахы. Большая деревянная чаша. А фамилию Николаев глупый паспортист придумал. А вас как зовут?
– Иванов.
– Нет, по-настоящему.
– По-настоящему я Иванов и есть. Ну и воняет от тебя. Ну-ка, отверни свою чашу в сторону.
Колеса взбивали пыль, дорога петляла. Горы раздвинулись, открылось Аргунское ущелье. Дорога здесь сужалась и уходила вниз, начинался самый опасный участок. Ширина дороги не превышала трех метров. Слева нависла стена, справа – обрыв. Внизу, вгрызаясь в скалистое дно, бурлил Аргун. Пройти на этом узком участке могла лишь одна машина.
– Поворот этот нехороший. Зовется Ятаган, – сказал Иванов, сбрасывая скорость. – Мы едем по широкому лезвию, а узкая дуга в конце – рукоять. После дождя дорога раскисает, начинаются оползни. В местной почве до фига глины. Многие нырнули
Мы благополучно спустились вниз, к реке. Здесь через Аргун был перекинут узкий бетонный мост. Механик-водитель, преодолевая его в пять утра на бронированном тягаче, не справился с управлением, вывесил с моста правую гусеницу. Пытался сдать назад, не рассчитал и завалил машину в реку. Высота небольшая – пара метров, но мотолыга перевернулась и придавила солдат, дремавших на броне. Нам предстояло извлечь тела и провести с ними следственные действия.
После того случая прошло три месяца. Днем я ездил по заставам, расследовал «чипки» (чрезвычайные происшествия). А вечером брел, как на казнь, в столовую. Жизнь в боевом полку изменчива: один уезжает, другой приезжает, третий получает воинское звание. Сегодня день танкиста, завтра – день артиллериста. Отвальная, привальная, праздник, представление. Каждое второе служебное совещание заканчивалось тем, что кто-то из офицеров вставал и приглашал всех в столовую. Иногда я шел на утреннее построение и видел, что некоторые офицеры все еще празднуют в столовой, двигаясь как в замедленной съемке. Но были и хорошие новости: например, я выучил наизусть весь репертуар группы «Любэ».
Пил я много. Водка бодрила. Во мне появились легкость, кураж, жажда приключений. Невзгоды забывались, а жизнь казалась бесконечной.
Аванс мужества и жизнелюбия, выданный вечером, был вчистую истрачен на следующее утро. Часто я просыпался в чужой кровати совершенно опустошенный. Черное чувство вины глодало меня. Звуки казались раздражающими, проблемы непреодолимыми, жизнь – бессмысленной.
Саша Иванов подначивал меня: «Деревянная чаша, ты сопьешься!» Или: «Большая чаша, дуй в общагу, никто не заметит».
А потом Саша забухал сам. Нагрянули гости из прокуратуры города Шали. Среди них был Сашин знакомый по службе в Иркутске. Иванов выпил одну, другую – и понеслась. Бухал он два дня, не просыхая. Потом Саша посадил друга в «девяносто девятую» и повез в Шатой, где служили их общие друзья. Три дня Иванов отсутствовал. Все думали, что он дернул по пьянке к проституткам во Владикавказ. Подобное практиковалось. Но Саша не объявился даже на пятый день.
Через неделю разведчики обходили устье Аргуна. Когда бойцы дошли до изгиба реки под Ятаганом, то заметили в воде два препятствия, которые стали причиной пенистых бурунов. Неделю назад этих предметов не было. Одного из бойцов обмотали веревкой и спустили в воду. В Аргуне, днищем вверх, лежал легковой автомобиль.
Командир полка снарядил два «металла», и я вместе с эвакуационной командой отбыл к месту происшествия. Один из тягачей спустился к реке. Разведчики подцепили трос к переднему мосту автомобиля. Мотолыга зарычала, дернула, и на поверхности показался расплющенный нос серебристого ВАЗа девяносто девятой модели.
Вытащили машину на берег, перевернули. Саша сидел на месте. Тело его распухло, кожа стала похожа на белую пористую губку. Сашины руки намертво вцепились в руль. Пальцы словно срослись. Вдвоем со следователем мы примерно пять минут не могли разжать их. Помогла только отвертка. Пока мы составляли протокол, Иванов лежал в кустах, продолжая удерживать перед собой невидимый руль.