Траектория судьбы
Шрифт:
Я познакомился с Н. Ф. Макаровым во второй половине сороковых годов, когда он приезжал на полигонные испытания. Ближе мы узнали друг друга уже в семидесятые годы. Мы не раз встречались, бывая вместе в гостях у слушателей, преподавателей и командиров курсов «Выстрел». Кроме конструкторских дел, нас сближало и то, что оба мы были из «железнодорожников»: Николай Федорович родился в семье машиниста в городе Сасове на Рязанщине. А для меня «конструкторской родиной» стало паровозное депо станции Матай.
Николай Федорович Макаров прошел отличную школу разработки образцов под руководством
В дальнейшем Макаров принимал участие в создании образцов авиационных пушек, был удостоен звания Героя Социалистического Труда, награжден несколькими орденами, стал дважды лауреатом Государственной премии СССР.
Так оно и должно быть. Николая Федоровича отличали завидная энергия, упорство и удивительная работоспособность. Создание пистолета явилось большим творческим достижением Н. Ф. Макарова. В своем альбоме-книге «История советского стрелкового оружия» Д. Н. Болотин приводит отрывок из личного письма Макарова к автору:
«Чем можно объяснить мой успех в создании пистолета? – писал он. – Прежде всего тем колоссальным трудом, который я вложил в это дело. Достаточно сказать, что я в то время работал ежедневно, практически без выходных дней, с восьми часов утра и до двух-трех часов ночи, в результате чего я дорабатывал и расстреливал образцов в два, а то и в три раза больше, чем мои соперники, что, безусловно, дало возможность в совершенстве отработать надежность и живучесть».
Николай Михайлович Афанасьев. В 1943 году в один из своих приездов на полигон я встретил в военном городке незнакомого мне сержанта. Зачесанные на прямой пробор волосы. Открытое лицо. Сразу приметил, что побывал он на фронтовых дорогах. Подумалось тогда: видно, был ранен и теперь тут в подразделении, обслуживающем полигон.
Через несколько дней я увидел его на направлении, где испытывалось групповое оружие – пулеметы и спросил у одного из испытателей:
– А что здесь делает этот сержант?
– А что на полигоне делаешь ты? – рассмеялся испытатель, ответив вопросом на вопрос.
– Как что? Образец испытываю.
– Так вот, и Коля Афанасьев тем же занимается – свой образец испытывает.
Тут я неожиданно услышал звонкий голос самого Афанасьева, как-то не вязавшийся с его довольно внушительной фигурой.
– Товарищ капитан, давайте поработаем с пулеметом еще немного. Надо же выяснить, почему вдруг стала появляться задержка.
– Давай поработаем, пока сигнал «отбой» не дали, – согласился офицер.
Вечером, когда возвращался в штаб вместе со знакомым испытателем, вновь зашел разговор об Афанасьеве.
– Толковый конструктор из него вырастет. Поверь моему опыту, он еще скажет свое слово в разработке оружия, – уверенно говорил мой попутчик. – Одна схема автоматики с ускорительным механизмом,
– Я понял так, что он сюда, на полигон, с фронта прибыл, – уточнил я на ходу.
– Совершенно верно. Отозван из действующей армии. Только должен тебе сказать, Афанасьев на полигоне – не новичок. Он еще до войны у нас служил.
– Вот как?! – невольно вырвалось у меня.
– Да. А до этого, насколько мне известно, проходил срочную службу где-то на дальневосточной границе. Там-то и разработал проект скорострельного двуствольного авиационного пулемета.
– А как же он на полигон попал?
– Как и ты – был прикомандирован к конструкторскому бюро полигона, чтобы продолжить начатую работу. Только не успел он довести образец до конца. Началась война, и Афанасьев ушел на фронт. Под Москвой воевал…
Так я узнал, как схожи наши с Афанасьевым судьбы, вхождение в конструкторскую деятельность. Мы с ним быстро сблизились. И всякий раз, когда доводилось мне бывать в командировке на полигоне, радовались нашим встречам, делились планами, мечтами.
Николай Михайлович Афанасьев старше меня на три года. До войны окончил техникум механизации сельского хозяйства. Став в воинский строй, увлекся конструированием. Его работы заметили и дали возможность одну из них реализовать в профессиональном КБ, помогли в совершенствовании конструкции.
Когда Николай Михайлович рассказывал об этом, мне казалось порой, что шли мы не только одним путем, но как бы рядом: такая схожесть обнаружилась в наших, тогда еще коротких, биографиях. Единственное, пожалуй, где наши конструкторские пристрастия разошлись, так это в выборе класса разрабатываемого оружия. Он стал конструктором в области авиационного стрелково-пушечного вооружения, я – в области автоматического стрелкового.
– А ты знаешь, в чем мы с тобой еще разошлись? – уточнил как-то Афанасьев во время одной из наших уже более поздних встреч. – В сроках службы. Я демобилизовался в сорок пятом, ты – на четыре года позже.
Пришлось напоминать Николаю Михайловичу, что в победном сорок пятом он не просто демобилизовался, но и уехал с полигона и в течение года работал в конструкторском бюро минометного вооружения, которое возглавлял Б. И. Шавырин.
– Ты зря меня упрекаешь. Я не мог сразу изменить полигону, – рассмеялся Николай Михайлович. – Через год вернулся в свое родное полигонное КБ и отдал работе в нем еще два года. Помнишь?
– Что было, то было. А потом ты ушел навсегда, в самостоятельное плавание. От проектирования и создания крупнокалиберных пулеметов шагнул к созданию зенитных комплексных установок и авиационных пушек, соревновался с такими асами в конструировании авиационного вооружения, как Шпитальный и Нудельман. И, насколько мне известно, немалого достиг. Во всяком случае, мне самому доводилось видеть на боевых вертолетах оружие твоей конструкции.
– Отрицать такие факты трудно, – все еще смеясь, подтвердил Афанасьев. – Кстати, ты не забыл, что у нас есть общее в некоторых конструкторских подходах к разработке оружия?