Трафт
Шрифт:
Комья кроваво-рыжей глины обильно налипали на ноги. Их с трудом и чавканьем удавалось вырывать из раскисшей хляби. Вскоре, передвигаться стало совсем погано, на пятом круге мы практически застряли, глиняная масса превратилась в глубокое густое месиво. Наши попытки возобновить движение приводили к обратному эффекту. Ещё немного и мы сами себя в этой грязи утопим. Прозвучала команда старшины Зубенко.
– - Достаточно.
– - Усмехнувшись, он с улыбкой посмотрел на нас сверху, сам он вниз не полез, а уселся на корточках с самого краю котлована и продолжил свою поучительную лекцию.
– - Представляю, какие сейчас мысли
Спустя буквально неделю мы с умилением вспоминали эту безобидную забаву, и даже ждали, когда нас погонят принять грязевые ванны, но сейчас, это был ад. Пытавшихся немного отдохнуть товарищей, ждал болезненный тычок, незнамо откуда взявшийся длинной палкой в руках нашего старшины. Поэтому, чисто на ощупь, мы искали чьё-нибудь тело чтобы, сцепившись, рухнуть в эту грязь, ловя счастливые секунды, просто полежать и немного отдышатся. Коротко постриженные, мы словно демоны грязи покрылись слоями глины, относительно чистым оставался только рот, глаза никто даже не пытался открывать. А нашего командира несло.
– - Обгаженные медузы, педрилы мученики, тифозные рахиты, тупорылые зомби и его любимое --головочлены. Все эти эпитеты, щедро разбавленные смачным матом, доносились с небес всё время нашей --«оздоровительной процедуры», мы даже не сразу осознали и поняли команду-- на выход. На карачках, вдоль стены, мы на ощупь находили дорогу наверх и спустя минуты уже стояли, маршируя на месте, ожидая-- «прихода благодати», как нам пояснил наш командир. Обдуваемая легким, но упругим и колючим ветром, глина, вскоре стала подсыхать, и, трескаясь, отваливаться от наших тел. Помогая себе пальцем, мне удалось освободить один глаз и ухо.
Увиденное действо, сначала обескуражило, а потом потрясло своей логичностью и продуманностью. Мимо нас, гогоча и тыкая в нас пальцами, бегали люди, таская впереди себя деревянные тележки. Они активно спускались на нашу «арену», и очень бодро поднимались обратно, с уже наполненными тачками взбитой нами глины, и сразу, быстро убегали куда-то за невидимую часть Форта.
Смотря друг на друга, мы видели что высохшая глина, ломаясь, не оставляла на нас никаких следов, под ней обнаруживалась очень чистая кожа, ярко выраженного розового цвета. Нарастающий зуд и покалывание, очень быстро переросло в болезненное жжение, настырный ветерок превратился по ощущениям в песчаную бурю, но построивший нас командир и не думал разрешать нам одеваться, внедряя в наш «заплесневелый» мозг очередную догму.
– - На приснопамятной Земле, вы бы за эту процедуру отвалили бы сумасшедшие деньги, командование идёт вам на встречу пытаясь сохранить вам жизнь.
Сейчас, старшина был очень серьёзен и я сразу понял, что это далеко не чья-то блаж и мы не только блендеры для добычи нужной для строительства глины, здесь, действительно речь идёт о нашем выживании. Посмотрев на пасмурное небо, он продолжил.
– - Поймите, всё что мы делаем заточено на одну единственную
Почему-то я ему верил, смотря, как осунулось его лицо, он сейчас думал не о самых приятных вещах, вероятно, вспоминал погибших друзей и знакомых. Ощущения у меня были очень болезненные и специфические, почему то вспомнился «Афганский чулок». Где-то читал, что афганские моджахеды так пытали своих пленных, стягивая с них кверху кожу и привязывая за неё человека к ветке дерева, обильно посыпая солью.
Строй не молчал. Стоны, крики, даже угрозы, но старшина так и стоял, не говоря ни слова. Оделись мы, где то через час, сама процедура изрядно прибавила болевых ощущений, но зато исчезла бесконечная обработка тела «песком», не смотря на то, что им и рядом не пахло.
На ужин мы попали, только пробежав два круга трусцой, опять падали, вставали и снова бежали, получив ложку каши и один кусок хлеба, я стал подумывать о суициде. Напрягало, что за другими столами народ питался нормально, а у нас не было сил даже протестовать. Поддерживая друг друга, мы кое-как доплелись до своих кроватей и рухнули, большинство, даже не раздеваясь как впрочем, и я.
Утро я встретил болью, это начинает уже входить в привычку. К давящей на тело тяжести добавилась боль от порванных мышц. Как там-- белые, розовые и красные волокна и ещё чего-то про кислоту, вот они и выражали активный протест на мои потуги банально встать с кровати немного раньше подъёма.
Так вышло, что нам удалось практически выспаться, ну ещё-бы, почти десять часов хрючили, но не всем улыбнулась судьба встретить этот пасмурное утро живыми. Один из наших товарищей так и не вышел на построение.
Удивило, что старшина сразу пришёл не один, а с рабочими несущими носилки, будто бы знал, что они пригодятся, притом людей было шестеро, а носилок трое. Смерть нашего товарища мы восприняли как закономерный итог вчерашних неимоверных издевательств над нами, и… ошиблись. Насупившись, и не пряча взгляда, мы, сжав кулаки, с вызовом смотрели на нашего командира. Он сразу почувствовал наше состояние, подойдя к женщине-- врачу, что пришла зафиксировать смерть, о чём-то её попросил. Протерев руки салфеткой, она вышла со старшиной перед нашим строем, и печально оглядевшись тихо заговорила.
Это уже четвёртый умерший из вашей партии с момента начала восстановительных процедур, чтобы не было иллюзий, боюсь, что не последний. Вам наверняка показалось очень странным, что вас, сильно обессиленных после криогенного сна, сразу стали буквально заставлять работать над своим телом.
– -Тяжело вздохнув, она поправила непослушный локон и, добавила в голос металла, печатая каждое слово.
От того как вы будете нагружать ваши мышцы и тело физическими нагрузками, напрямую зависит ваше выживание. Эфир, каждую секунду проникая в ваше тело, делает мышцы жёстче и крепче, по этой причине сосуды и вены сужаются, кровотоки уменьшаются, и ваш организм ускоренными темпами каменеет. Наверно это самое подходящее к этому процессу слово.