Трагедии Тютчева в любви
Шрифт:
Он писал, потому что память оживляла те необыкновенные места, которые манили издалека, но в то же время не могли надолго задержать его при посещении их во время отпусков. Он постоянно куда-то спешил. Он спешил жить, спешил любить, потому что не любить не мог – это чувство родилось и было выпестовано самой Русской Природой, Русской Жизнью, такой многогранной и суетной в городах и такой тихой, мирной, спокойной в сельской местности…
Как тихо веет над долинойДалекий колокольный звон,Как шум от стаи журавлиной, —И в звучных листьях замер он.КакЕстественные прелести природы были усилены прикосновением добрых рук людских, ибо люди в тех краях добрые, приветливые, отзывчивые. Почитайте «Записки охотника» Ивана Сергеевича Тургенева, и вы убедитесь в справедливости этих слов.
Именно в тех благодатных краях Тютчев понял Природу, ощутил её всем сердцем и написал:
Не то, что мните вы, природа:Не слепок, не бездушный лик —В ней есть душа, в ней есть свобода,В ней есть любовь, в ней есть язык…Мне особенно приятно и радостно писать о необыкновенных краях Черноземья, потому что посчастливилось провести детские годы в Тульской области, в небольшом селе Спасское, которое ещё имело в стародавние времена наименование Тихие Затоны, и даже начальная школа, помещавшаяся в небольшом одноэтажном кирпичном здании с благоухающим цветами палисадником, именовалась Тихозатонской. Я отчётливо представляю себе тихую Овстуженку, потому что через Спасское протекала точно такая же речушка Уперта, названная так, вероятно, потому, что, впадая, как бы упиралась в реку Упа, приток Оки, ровно такой же, как и Десна. Я родился в Москве, на Покровке, но в связи с разводом родителей был «сослан» в Спасское к сестре моей бабушки и там учился в первом, втором и немного третьем классе, а потом уже завертела судьба по городам – Старице, Москве, снова Старице, снова Москве и Калинину (ныне Тверь), где и ступил на стезю военную. Но именно в неповторимом краю Черноземья я окунулся в настоящую Русскую Природу, именно там пришла ко мне и Подсказка Создателя, которую я хоть поначалу и приметил, но затем отверг, что так и не позволило обрести то, о чем говорил священник, слова которого приведены в первой главе…
Когда отвергается первое непорочное чувство, когда отвергается Подсказка, что даётся человеку лишь однажды, трудно ждать удачи в сложной круговерти чувств, именуемых любовью, которые подчас могут не быть, а только казаться… Увы, думаю, что я не одинок в этом, а потому, опять-таки, увы, многие читатели смогут отчётливо представить себе все жизненные перипетии, все любовные драмы Фёдора Ивановича Тютчева, которым и посвящены последующие главы.
В книге «Уединённое» Василий Васильевич Розанов заявил:
«Любить – значит «не могу без тебя быть», «мне тяжело без тебя»; «везде скучно, где не ты». Это внешнее описание, но самое точное. Любовь вовсе не огонь (часто определяют), любовь – воздух. Без неё – нет дыхания, а при ней «дышится легко». Вот и всё».
А ведь у Тютчева зачастую было именно так… Да не совсем так.
Однажды он написал:
День кончился. Что было в нём?Не знаю, пролетел, как птица.Он был обыкновенным днём,А всё-таки – не повторится…Точно так не могут повториться и всплески чувств, если в основе своей они ранены на взлёте, в юности или даже в отрочестве.
«Тебя ж, как первую любовь»
Итак, домашнее образование Тютчев получил в родовом имении в Овстуге. Отличное по тем временам образование. Быть может, даже отчасти отличное и по нашим временам. Но это было всё же началом начал. Настало время продолжить учёбу уже в высшей школе. Для этого семья отправилась в Москву,
О деревенских увлечениях поэта сведений не сохранилось. Сам он ничего о том не рассказывал, да и домашние не упоминали.
Но вот Москва раскрыла свои объятия. Сожжённая французами древняя столица ещё отстраивалась после варварства европейской банды, бесчинствовавшей там в сентябре-октябре 1812 года.
Именно в Москве ворвалось в сердце будущего поэта первое сильное чувство. Сведения о нём крайне скудны. Известно лишь, что любовь пришла в том возрасте, когда и Тургенев ощутил это высокое и всепобеждающее чувство, отражённое в прекрасной повести «Первая любовь». У Тургенева это случилось летом, в предместье Москвы, на даче, в том самом предместье, которое теперь уж давным-давно в черте города, Тютчева же любовь нашла, когда он жил в Москве, в родительском гнезде, в Армянском переулке, доме номер 11 и учился в Московском университете.
Этот переезд как бы ознаменовал вступление в большую жизнь, уже почти взрослую жизнь. Тютчев нередко бывал в Москве и в предшествовавшие десять лет, то есть в детстве и раннем отрочестве. Правда, гостил у тётки матери недолго. Тётка была замужем за генерал-поручиком графом Фёдором Андреевичем Остерманом, действительным тайным советником, в 1773–1780 годах возглавлявшим Московскую губернию. Дом Остермана находился у Покровских ворот в Малом Трёхсвятительском переулке, во дворе. Дом 8… кстати, этот дом был завещан матери Фёдора Ивановича Анне Васильевне. Но семейство было большое, и поэтому в 1810 году Тютчевы приобрели дом неподалёку, в Армянском переулке, который находится между Маросейкой и Мясницкой улицами. Этот дом был построен в восьмидесятые годы восемнадцатого века, как раз в период губернаторства Остермана, и был похож на настоящий дворец. Автор проекта – в ту пору ещё совсем молодой, а впоследствии знаменитый скульптор Казаков.
И хотя всё это было ещё до сожжения Москвы французами в 1812 году, этот престижный уголок мало менялся долгие годы. Помню обстановку в районе Покровки и Чистых прудов в 50—60-х и даже в семидесятые годы двадцатого века, потому что моё детство прошло неподалёку от обоих Трёхсвятительских переулков, Малого, помнившего Тютчева, и Большого, потому что по случайному совпадению родился в доме 8, но только по Покровскому бульвару. До Малого Трёхсвятительского было рукой подать. Достаточно спуститься по Покровскому бульвару в сторону Яузского, пройти Милютинский садик, в котором я в детстве гулял с няней или бабушкой, ну и будет справа по ходу Большой Трёхсвятительский, затем ещё немного… и Малый, который с 1924 по 1993 год был Вузовским, но бабушка моя его так и звала в 50—60-х Трёхсвятительским.
Дом Тютчевых в Армянском переулке в Москве
Места были тихие, спокойные даже в середине двадцатого века, а что уж говорить о начале девятнадцатого?!
Хотелось бы сказать, что, быть может, и Тютчев гулял по Милютинскому садику, но, увы, до революции этот старинный сад, по адресу Покровский бульвар, дом 10 принадлежал Межевой канцелярии и Константиновскому межевому училищу. Выхода на бульвар не было. Ворота сделали только в двадцатые годы двадцатого века. Ласкают слух старинные названия Маросейка, Покровка, Мясницкая… В советское время Маросейка, переходящая после Армянского (если ехать от центра) слева и Старосадского справа переулков в Покровку, была улицей Богдана Хмельницкого, Мясницкая улицей Кирова. Этот район старой Москвы был богат знаменитостями. Здесь жили поэт, баснописец, член Российской академии Иван Иванович Дмитриев и поэт, писатель и драматург эпохи Просвещения Михаил Матвеевич Херасков. В доме в Армянском переулке в гостях у Тютчевых бывали Василий Андреевич Жуковский, поэт и переводчик Александр Фёдорович Мерзляков, профессор Московского университета, братья Александр и Николай Тургеневы.
Конец ознакомительного фрагмента.