Трагедия казачества. Война и судьбы-5
Шрифт:
Что по свету прошли величаво.
И сверкала в огнях бесконечных боев
В новом блеске казачья слава…
Величия пора, что нам в изгнаньи снится.
Недаром поговорка расцвела:
«Лежит Российская граница —
На арчаке казачьего седла!»
II.
Огонь страстей Второго Лихолетья
Взметнулся вьюгой над усталою страной.
В станицах поднялись бойцы — деды и дети,
В защиту Вольности и Славы Войсковой…
Как зерна полновесные пшеницы
Дробили силу битвы
И опустели вольные станицы,
А на полях: степная ковыль-трава.
Но ярый отсвет Славы молодецкой
Не вдруг угас в прадедовских клинках:
Восстание в станице Тихорецкой
И газ… смертельный газ в таманских камышах.
Тянулись вдаль тяжелые «составы»:
Везли в Карелию жен павших и детей.
Казачество! В венце твоей терновой
Славы Не сыщешь жертвы чище и святей!..
III.
Гулки боев упорных звоны…
«Вперед! За Сталина! За Родину! Вперед!»
Сдавались в плен покорно миллионы,
С иконами врага встречал народ.
И вдруг: кубанского каракуля папаха,
Осанка бравая и взгляд орлиный глаз,
И, точно крови полоса, растертая с размаха,
Широкий «в три перста» — лампас.
А там, за алыми погонами мундира,
Горят огнем кубанцев башлыки…
Среди войной всклокоченного мира,
Идут казачества воскресшего полки.
IV.
Война окончена. Германия разбита.
Ее могущество повержено во прах…
Шумит со всех сторон открытый
Казачьий табор на крутых холмах.
Обманом были взяты командиры.
Тоска предчувствия на сердце залегла.
И вот: советские «пилотки» и мундиры,
И давят танки хрупкие тела.
Борьбы отчаяние… И стоны… и проклятья…
Треск выстрелов… В траве дымится кровь.
На новое бессчетное распятие
Идет казачество… Среди родных штыков…
Есть искры жалости в душе суровой немца,
И только выстрелы угаснули в горах,
Как флаги черные на всех домах Лиенца
Грустили о погибших казаках.
Чужие — плакали… Нет!.. Мы не будем плакать.
Слезою жертвы мы не оскорбим.
Мы можем лишь молиться об ушедших в слякоть
Пустыни с кратким именем: Нарым!
И верьте: ангелы незримо собирали
Погибших души… долго… без конца…
Чтоб православные предстали
Перед лицо Всевышнего Творца…
Не надо слез! Мы — живы: будем биться!
Нам славы ведом огневой язык.
И вновь в степях безбрежных разлетится
Казачьей лавы грозный «гик»!
V.
Тяжки страдания людские.
Но знайте: Бог нас не карал,
То брошена руда в горнила огневые,
Чтоб чистый выплавить металл.
Металл идеи — радостной Свободы,
Любви Христовой, озарившей мир.
И будут позваны земные все народы
На новой жизни братский пир.
Доколь
Любовь — во Господе — не сгаснет, не замрет.
Казачество — душа Российского народа.
И будет жить оно, покуда жив народ!
Сан-Франциско, Калиф.
П. Крюков
МОИ ДУМЫ
(Написано перед смертью в 1963 году)
Мне на свете кубыть уже чудочек
Осталось одному кулюкать:
Скоро, видно, завянет светочек,
Непробудным сном будет он спать.
Ничто в свете зараз мне не мило:
Жизнь прожил я во всю ширину;
Лишь одна грусть на сердце застыла —
Не придется мне спать на Дону.
Я тебе, Степь Казачья родная,
Свою жизнь от души подарил;
Для тебя, Волна Дона святая,
Я боролся и песни творил.
И зараз на закате прожитья
Об одном пожалкую лишь я:
Не для нас, знать, сложились событья,
Что в неволе Казачья Земля.
Как приятно мне было б в станице
На завалинке жизнь доживать.
Мысль крылатая, равная птице,
Весь простор Дона хочет обнять!..
Верю крепко, что дух мой могучий
И по смерти останется жить:
Грозою и бурною тучей
Будет древнюю волю будить.
И под блеск поражающих молний,
Под громовой тяжелый раскат,
Над тобой, Дон Родимый, Привольный,
Мои песни опять зазвенят!
Вновь проснется иль рано, иль поздно,
Воля предков Донских казаков
И сорвет беспощадно и грозно
Цепи рабские русацких оков.
И крылатой, невидимой сенью
Будет дух мой над Доном летать
И под запах полыни с сиренью
Будет тихо от счастья рыдать…
Е.Фест
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ МУЧЕНИКАМ ЛИЕНЦА
(Перепечатка из «Казачьего Архива», № 9/2004 г.)
На войне убивают вооруженного врага. Но когда убивают или без суда гонят на убой безоружного, пусть даже в чем-то виноватого, это уже не война с ее суровыми законами. ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ.
В Ялте союзниками было принято решение после войны всех военнопленных возвратить в их страны. Решение как будто бы правильное, во всяком случае, для западного обывателя. Но для подсоветского человека возвращение на родину означало лагерь или смерть (в лучшем случае — «черное пятно», в анкете, на всю жизнь). Как для тех, кто находился в лагерях военнопленных, так и для тех, кто служил в РОА или других воинских формированиях того периода. Разницы не было почти никакой, так как для советской власти всякий, оказавшийся по ту сторону фронта, был ее врагом.