Трагедия в ущелье Шаеста
Шрифт:
27. МАСЕЕВ Раис Исламович, рядовой, разведчик-пулеметчик.
28. ПЕТРОВ Сергей Михайлович, ефрейтор, старший разведчик.
29. РАХИМОВ Мирзомурад Гиезович, рядовой радиотелеграфист.
30. РЫПАЛО Виктор Алексеевич, рядовой, радиотелеграфист.
31. СВИРИДОВ Сергей Григорьевич, рядовой, разведчик-пулеметчик.
32. СЕРГЕЕВ Леонид Николаевич, ефрейтор, старший разведчик.
33. СЕРГЕЕНКО Сергей Николаевич, ефрейтор, разведчик.
34. СЕРИКОВ Виктор Михайлович, лейтенант, командир разведывательного взвода.
35. ТИМУКОВ Сергей Алексеевич, рядовой, разведчик.
36. ХАРЧЕНКО Николай Петрович, рядовой,
37. ЧУМАНОВ Олег Николаевич, рядовой, командир разведывательного отделения.
38. ДРУЖИНИН Виктор Андреевич, сержант, командир минометного расчета.
39. ДУДКИН Михаил Дмитриевич, сержант, наводчик-оператор БМП.
40. ИВАНОВ Анатолий Витальевич, рядовой, минометчик.
41. КАДУК Сергей Викторович, сержант, заместитель командира мотострелкового взвода.
42. ПАНКРАТОВ Михаил Иванович, рядовой, минометчик.
43. ПОТАПЧУК Виктор Владимирович, младший сержант, заряжающий минометного расчета.
44. СЕЛЕЗНЕВ Валерий Васильевич, старший сержант, командир минометного расчета.
45. СИЛЮК Василий Михайлович, младший сержант, минометчик.
46. ШАТИЛО Анатолий Ярославович, рядовой, стрелок-гранатометчик.
47. ПАНАСЮК Юрий Евгеньевич, младший сержант, старший стрелок.
48. ФИЛАТОВ Владимир Николаевич, прапорщик, старшина танковой роты.
«Чилля». В Москве сущая «чилля» – жгучая афганская сорокадневка. Горький дым горящих лесов и городских свалок. Так «афганец», ветер пустынь и лессовых равнин, затягивает небо пылью от беспощадного в августе солнца.
Горький дым. Путь к Св. Георгию усеян битым стеклом пивных и водочных бутылок. Вчера здесь отмечали свой день десантники. В фонтане плавают клочья полосатой майки. Отчего-то много японцев. Через тридцать лет здесь встречаются бойцы Шаесты. У памятника погибшим воинам-интернационалистам воспоминания и разговоры, разговоры…
– Да было вначале охранение по бокам… А когда вошли в ущелье, то оказалось, что боковые походные заставы идут в пять-шесть раз медленнее, чем мы, внизу…
– Мы просто не успевали. Тогда Кадыров рискнул растянуть колонну и идти по ущелью.
– Он же растянул батальон недаром, тоже опасался возможной засады. Но никто не мог и подумать, что нас обложат с двух сторон на протяжении полутора километров.
– Первая рота полегла сразу. И никто не видел толком, как это было. Они ушли за изгиб ущелья, пропали на время из видимости. Это еще одна ошибка. И попали под ДШК. Двадцать один убитый – сразу. Несколько минут шла стрельба впереди, за выступом. Скорее всего они обнаружили «духов», открыли огонь. Но они-то как на ладони были. Все равно спасли нас. Если бы колонна зашла за выступ – конец всем.
– Они орут – что там? Мне орет (фамилия неразборчива): «Иди, посмотри, что там, в первой роте?» Я говорю: «Там никого нет. Живых там нет».
– Нас начали расстреливать как куропаток. А насчет гранатомета… Стенки ущелья крутые, поднять его наверх невозможно. Отвесные скалы высотой двадцать пять – тридцать метров. Это просто невозможно было сделать, да и не помню я, чтобы у нас был АГС (автоматический гранатомет
– Саяру несколько метров оставалось до укрытия. Его группа под огнем отходила. Я слышал, что он сказал перед смертью: «Два года дома не был…»
– А Кадырова разыскивать не стоит. Ничего из этого хорошего не выйдет. И не скажет он правды. Слава богу, здесь о нем вопрос не заостряется. Много нелестного услышали бы.
– Решил часовню в память о ребятах построить. Нет, помощь не нужна, все есть, и проект, и земля. Поставлю, всех наших позову. Чтобы там были имена всех, кто погиб в этом бою…»
Вот такие крохи сведений удалось мне собрать за несколько лет о том бесславном бое под Кишимом, у н. п. Шаеста. Они произвели очень сильное впечатление. Имена, фамилии, незатейливая вязь сухих строчек воспоминаний свидетелей и участников, которые приходили на мой домашний адрес, надолго засели в голове. Как будто я наяву слышал голоса тех, кто не вернулся со своего последнего задания. Как будто рядом со мной звучали ругань, крики, мат, стоны раненых, скороговорка автоматных и пулеметных очередей… Это было сродни помешательству, тем более что я отчетливо осознавал тщетность своих усилий докопаться до конца во всей этой страшной истории. А значит, помочь родным и близким не вернувшихся из этой бойни установить истину. Поэтому концовка моего исследования получилась неожиданной для меня самого. Какая-то фантасмагория, адская смесь из собственных эмоций и недоуменных вопросов тех, кто полег под Шаестой. Они наверняка задали бы нам эти вопросы, если бы остались живы. Но смерть встала караулом рядом с их телами. Со мной же осталось мое помешательство…
Бестелесны крыла серафимов.
В мире вещей – все вещь.
И сам дух – вещь.
«Бескрылый дух, землею полоненный…»
Любитель вонючего и сладкого.
В рваных дырах и плесени.
И дух вон!
СССР… в Афганистан… Вошел? Влетел? Въехал?
Ввел! Что имел, то и ввел – армию.
Сороковую, роковую… Нет, это из другой оперы.
«Сороковая армия – наш больной ребенок». Генеральский голос – труба медная. Лицо красное, широкое, рубленое. Мужицко-могуч политический генерал. Кисти – лопаты. И страшен в политическом гневе. Но теперь не время гнева. Больных детей любят пронзительней. Член Военного Совета.
Вот так: «Товарищ член Военного Совета…»
«Во имя Аллаха всемилостивого и милосердного, о, благородные жители Афганистана (провинции, уезда, кишлака), мы пришли к вам по приглашению законного правительства выполнить свой интернациональный долг…»
«Что вы думаете по этому поводу, уважаемый?»
«Не знаю, уважаемый, мы у дороги живем».
«Внимание. Входим в зеленую зону. Стволы в «елочку»!»
На дне расщелины корчится под огнем рота. Рота? Ротен? Группен?
Имена чужие.