Трактирщик
Шрифт:
– Ну, коль такое дело... Думаю, масло я найду. Что ещё?
– Рыбу мелкую...
– Мелкой - нет: последнюю в Великий пост подъели. Купишь сам. Если трапеза будет одобрена - возместим.
– Лист лавровый, перец чёрный...
– Перцу - не дам! И не проси. А листов таких у нас не было и нет.
– Ладно. Поищу, чем заменить. Далее: лук, соль, горчица имеются?
– Найдём. Вот только насчёт горчицы... Погоди-ка...
Старик поднялся со стула и довольно резво для своих лет зашагал в дальний угол кельи, где принялся перекладывать небольшой штабель мелких горшочков. Отыскав, наконец, нужный, он выколупнул
– Ну-ка, взгляни, сын мой: этого хватит?
На дне горшочка сиротливо перекатывались десятка три крохотных желтоватых зёрнышек, совершенно не похожих на привычную в наше время баночную горчицу.
Да... этого точно не хватит...
– Не хватит, святой отче. А на здешнем рынке горчица дорога ли?
– Не ведаю. Давно не покупалась: этих вот запасов братии хватило на четыре года: хвала Всевышнему - никто почти не хворал застыванием...
'Ага, похоже, горчицу здесь используют при лечении. Это уже радует: если верить большинству фильмов про Средневековье, здешние врачи якобы признавали исключительно кровопускание. Как всегда, Голливуд брешет...'
– Ну что ж, попытаюсь сам отыскать на городском рынке. Вот только имеется одно препятствие: местного языка я не знаю, а мой немецкий не каждый торговец поймёт...
– Сын мой, не стоит переживать из-за такой мелочи. Жатец стоит достаточно близко от границы с Судетским герцогством, а в приграничье даже самый тёмный крестьянин способен связать несколько слов на чужом языке. Так что ступай, и не беспокойся...
'И не беспокой меня' - явно читалось на лице отца келаря. Ну что ж, понял, не дурак... Но...
– Простите, отче, у меня последний вопрос: нельзя ли поменять мои никелевые монеты на серебро - мелких денег в кошельке почти не осталось...
– Нет! Кому требуются услуги менял - тот пусть ищет иудеев, а не отвлекает занятых людей.
– Простите, святой отец. Благодарю за помощь!
– отвесив вежливый поклон, я попятился к выходу из кельи. Монастырский келарь, облегчённо вздохнул:
– Ступай, сын мой!
– и изобразил в воздухе крестообразный знак благословения.
ГОРОД ЖАТЕЦ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
Простившись у монастырской калитки с братом-вратником, я вышел на Соборную площадь. Со вчерашнего дня здесь особых изменений не произошло, если не считать собравшейся неподалёку от помоста для казней кучки горожан, которым что-то зычным голосом зачитывал с листа всадник в нарядном ... я бы сказал - в нарядном кунтуше серого цвета, алой шапке и малиновым кушаке. Откровенно говоря - в названиях всех этих жупанов-кафтанов и прочих камзолов я путаюсь, но при виде свисающих рукавов с прорезями, из которых торчали руки чтеца, держащие пергамент, в голове всплыло именно словечко 'кунтуш'. Грамотея сопровождал стражник, вооружённый копьём и палицей с каменной ударной частью в накинутом на плечи плаще такого же сизого цвета с малиновой оторочкой по вороту. Когда я подошёл поближе, глашатай уже закончил чтение, и страж, приняв из его рук лист, принялся старательно приколачивать его гнутыми гвоздями к столбу, используя в качестве молотка ту самую булаву.
Понять, о чём шла речь в документе, я не сумел: во-первых,
– Почтенный! Я иностранец, плохо понимаю ваш язык. Не скажешь ли, о чём говорил тот господин?
– Отчего не сказать? Бирич кричал о том, что вновь начат набор в княжую дружину хлопаков и возчиков со своими конями и повозками. Вот только странно, отчего от возчиков обязательно требуют, чтобы их кони не боялись громкого шуму, грома и молнии, а стояли при этом смирно, не бросаясь убегать... А где это видано? Лошадь - тварь божья и Господнего гнева ужасаться обязана! Каждому хлопаку, что запишется в вояки, обещано по два денария ежемесячно на княжьих харчах и платье со зброей. А возчикам обещано по полтора денария да платье, да харчи ему самому и его лошади. Вот и всё...
– Благодарю, почтенный! Ты мне очень помог...
– Ну, раз помог - давай монету: что я, языком перед каким-то германцем молотить задаром должен?
Ладно, раз такое дело - конфликтовать не стоит. Будем считать, что газету купил...
Достаю кошелёк, вынимаю потемнелую бронзовую монетку из тех, что получил вчера 'на сдачу' у городских ворот.
– Держи. И раз уж такое дело - скажи, где здесь иудейских менял можно найти?
– А зачем это тебе они занадобились? Ты что, их племени? Так вроде не похож...
– Зачем-зачем! А сам подумай: зачем меняла нужен? Деньги обменять, зачем ещё!
– А... тогда да... А я уж подумал... Коли так - ступай к Замковой площади, как пройдёшь через рынок, так сверни во второй проулок, что направо, а там чуть-чуть пройдёшь, да кого-нито из этих злоехидов обязательно застанешь. Только зря ты к ним собрался, ей-Богу зря! Вконец разорят, в одной срачице отпустят: знаем мы это племя! Не зря их Господь Исус вервием гонял - видно, даже Его смирению край пришёл, коли так осерчал!
Судя по всему, парень сел на своего любимого конька и вознамерился закатить юдофобскую речь часика эдак на два-три. Слушать вольный пересказ четырёх Евангелий в исполнении религиозного фанатика у меня никакого желания не было, и, скомкано простившись со случайным собеседником, я резво ретировался. В конце концов, проблемы местных католическо-иудейских взаимоотношений меня пока что не касаются: чехи местные - люди как люди, со своими закидонами, - а у кого их нет?
– а с евреями в Средневековье, как я уже понял, лучше всего всякие отношения сводить к минимуму. Толерантностью в средние века и не пахнет, что следует принять как данность. Всё равно изменить что-либо я пока не в состоянии, да и надо ли что-то менять? О погромах пока не слыхал, монголы силой своих туменов поддерживают равноправие всех местных религий, да и слишком много иудеев в маленьком Жатеце быть, по идее, не должно - нечего им тут делать...