Трамонтана. Король русалочьего моря
Шрифт:
…Стоп.
Ксандер сморгнул. Цветущие деревья никуда не делись, хотя их ветки были гораздо ближе к его лицу, чем помнилось. Издалека раздалось юным голосом Исабель:
– Принц!
Иберийка возникла из-за осыпанного лепестками, будто снегом, куста, глядя на него внимательно и требовательно. Ей было десять лет, только десять лет, но их глаза были на одном уровне, и ветки вновь качались высоко над его головой.
– А я видел мантикору, – пробормотал он.
– О, мантикору? – глаза Исабель загорелись любопытством. – Дядя говорит, что они у нас не водятся, и я
Грозный зверь впился когтями в камень над входом в абсурдную, невозможную тьму…
…разнежившийся зверь мирно развалился на солнце, и только ядовитый хвост чуть подергивается во сне…
…делай что положено…
Он потряс головой. В глазах прояснилось. О чем они говорили? Да… мантикора.
– Она красная, огромная, с острыми зубами и да, с хвостом скорпиона. Мы ездили в Амстердам в прошлом месяце, и там папа взял меня в зверинец своего друга, – Ксандер серьезно взглянул на девочку, как будто бы сомневался, что она способна его понять. Затем подумал и осторожно добавил: – Сеньора.
Иберийка вызывающе подняла подбородок.
– Драконы все равно лучше. Они сильные, быстрые и легко могут убить вас, если зазеваетесь. Один-два плевка огнем – и вы уже не вы, а кусок поджаренного мяса. Родная матушка не узнает. – Она оценивающе прищурилась. – Я хочу завтра отправиться в драконарий, но вы, если боитесь, можете остаться здесь.
Хорошо бы всех Альба съели драконы!
– Мне нечего бояться драконов, – сказал он с вызовом.
Исабель на несколько секунд задумалась.
– Моего отца съел дракон, – сообщила она наконец. – Он был чернокнижником, и очень глупым, и скрыл свои занятия от деда, чтобы жениться на моей матери и получить ее приданое. Глупый жадный чернокнижник. Но от дракона-то не скроешь. Он чует.
Монстр одобряет монстра. Все правильно. Все они тут такие. Сначала изучат и позабавятся, как с той мантикорой в зверинце, а потом…
…и жди.
– Ты ей соврал, что не боишься, – раздался из-за спины печальный строгий голос.
Он развернулся, не веря ушам, но так оно и было – Мориц!
Настоящий, живой, брат стоял прямо перед ним, чуть покачиваясь на каблуках, как всегда любил делать, укоризненно глядя из-под неровно отросшей челки. С минуту Ксандер пялился на него, пытаясь определить, не призрак ли он, но тут под каблуком хрустнул гравий, и он рванул вперед, споткнулся и буквально повис у брата на – настоящей! крепкой! – шее. Мориц тоже не выдержал, и улыбка тронула сначала уголки губ, а потом он уже ухмылялся во весь рот и стиснул его так, что чуть ребра не затрещали, а уж Ксандер сам вцепился в него не хуже устрицы.
– Ты живой? – выдохнул он в светлые волосы брата, точно такие, как он помнил: светлее, чем у него самого, и так же смешно щекотавшие нос.
Мориц промолчал.
– Ты был здесь? Живой? Нам сказали, ты…
– Умер, – глухо и безнадежно ответил брат на ухо, замерли его руки, хлопавшие по спине, и сердце Ксандера ухнуло вниз, как будто до того оно держалось именно в этих руках. – Так и есть.
– Но… – Ксандер до боли стиснул пальцы
– Я тебя ждал.
На этот раз промолчал Ксандер. Просто не знал, что на это сказать.
– А ты вырос! – с немного натужной веселостью сообщил брат, наконец разжав объятия и отодвинув от себя Ксандера на расстояние вытянутых рук.
– Почти как ты, – выдохнул Ксандер и запнулся, а Мориц помрачнел.
– Прости меня, – сказал он уже без всякой улыбки. – Так вышло, но… прости.
– Ты не ви…
– Виноват, – прервал его брат. – Я подумал, что она просто девчонка, что она ничего мне не сделает.
Ответить на это опять же было нечего.
– Я тогда расслабился, – сказал Мориц совсем тихо и сел на камень, и Ксандер сел рядом, чтобы расслышать. – Они оказались не такие, как рассказывала мама – ну, ты знаешь…
Ксандер кивнул, и тут же, без предупреждения, мир вновь перевернулся.
…Небольшой уютный зал со столом на едва ли дюжину человек. Сидели за ним сам герцог и два иберийца помоложе – явно близкая родня. Оба высокие, подтянутые, но пока еще не похожие на скелеты. Один, с тонкой сеткой старых шрамов на смуглой коже, был одет только в черное. На безымянном пальце блестело обручальное кольцо, которого мужчина часто касался, сам того не замечая. Лицо его было не столько мрачным, сколько угрюмым и печальным. Второй выглядел немного моложе и в одежде предпочитал сдержанный синий цвет, а длинные волосы носил собранными в хвост. Его лицо было спокойным, а губы, казалось, забыли, что такое улыбаться. Они о чем-то негромко беседовали, и герцог внимал их беседе, время от времени кивая в знак согласия. Он же первым заметил вошедшего Ксандера и, встретившись с ним взглядом, тоже кивнул в качестве приветствия. Кажется, по тонким губам скользнуло подобие улыбки, и герцог сделал рукой приглашающий жест.
Мужчины перевели взгляды на мальчика.
– Ксандер ван Страатен, – отрекомендовал герцог негромко. – Мой племянник Алонсо. Мой сын Франсиско.
Сначала кивнул тот, что в черном, потом тот, что в синем. Ксандер поклонился, надеясь, что вышло вежливо, но не подобострастно. И тут дверь за его спиной с грохотом распахнулась, пропуская, судя по резкому громкому голосу, его сеньору.
– …Канделябром? Не верю!
– Клянусь задней лапой своего кота! – ответил ей мужской голос.
– Но у тебя нет кота!
Незнакомец явно тоже был Альба: такой же высокий, как остальные, с рассыпавшимися по плечам вороными кудрями, но более светлокожий, чем герцог и его сыновья, а глаза его были не черными, а ясно-голубыми. В одежде он тоже отличался: никакого траурного черного или мрачного синего. Его красный камзол, щегольски расшитый золотом, был небрежно расстегнут, открывая белую рубашку. А еще он сильно хромал, и на его шею под рубашкой была наложена повязка.