Трансчеловек
Шрифт:
Вдруг зачесался нос, рука дрогнула в инстинктивном жесте взлететь вверх и поскрести ногтями. Вовремя сдержался, в голове одна доминирующая мысль: а будет ли считаться движением, если шевельну крыльями носа или хотя бы пошлю туда порцию крови… в это время полыхнул свет, я ощутил сильнейший жар.
Подошвы так и не отрывались от поверхности плиты, но со всех сторон хлынули совсем другие запахи, звуки. Я под куполом такой же формы, только поменьше, свет чуть тусклее. С лязгом распахнулись металлические двери, в зал вбежали техники, за ними шел улыбающийся Кульнев.
Он еще издали, как генсек,
– Ну как? – спросил он весело. – Недолго?
Я взглянул на часы, перелет длился сотую долю секунды, потом под ноги. Плита та же, только по краям оплыла от страшного жара. Кульнев перехватил мой взгляд, кивнул.
– Да-да, ее захватило с вами. Пока так, потом отладим. Добро пожаловать на Плутон!
Мы вышли из купола, оказавшись на площадке, взметнувшейся на километровую, если не больше, высоту. Под оранжевым небом с быстро бегущими темными волнами, похожими на всплески темной материи, раскинулся дивный город, при взгляде на который по всему телу пробежала дрожь. Здесь не выравнивали почву, то ли сил не хватило, то ли спешили: кварталы стоэтажных домов дивной формы поднялись на островах, особенно плотно застроен центральный: ни одного дюйма свободной почвы, некоторые вырастают из жидкости, то ли жидкого гелия, то ли метана.
Среди знакомых по форме зданий, похожих на поставленные столбиками карандаши с остро заточенными кончиками, попадаются и менее привычные цилиндрические колонны, взметнувшиеся на километровую высоту, верхушка у них в виде глубокой перевернутой тарелки, но есть и совсем странные, словно их строили не люди, а то ли разумные насекомые, то ли мыслящая плесень – я смотрел и смотрел, не в силах проникнуться замыслом и ощутить в не укладывающихся в сознании линиях красоту или рациональность замысла.
Мир внизу тоже словно залит расплавленным золотом, все время кажется, что за горизонтом вселенский пожар, в котором сгорают звезды и сами галактики, сердце начинает стучать тревожнее, а температура сама по себе поднимается, будто готовит организм к отражению внезапной атаки.
– Красота, – сказал я. – Вообще-то я глух к красотам живописи… от рождения. Как и к музыке. Но сейчас у меня в самом деле душа поет и машет крылышками! Даже не думал, что во мне такое есть.
– Душа?
– Крылышки, – ответил я. – Чувство прекрасного. Или оно не желало просыпаться, когда мне предлагали восхищаться всякой примитивной ерундой? Работами древних египтян, каких-то дохлых эллинов или вечно пьяных художников прошлых веков?
Он сказал серьезно:
– Вы не один такой. Видимо, эволюция заранее готовилась к такому скачку. Тот, кто восторгается разными тицианами, тот никогда не дорастет до понимания этих красот… Ладно, давайте к делу. Хотите взглянуть на площадку, где планируем построить установку, о которой я вам говорил?
– Да, хотелось бы.
– Нам сюда.
Вообще-то при слабой гравитации Плутона можно просто спрыгнуть, но так спускаться будем до вечера… который наступит через восемнадцать лет, а капсула скоростного лифта мягко загудела, взвыла, и через две минуты створки распахнулись. Замерзший метан легонько хрустнул под ногами,
Я напоминал себе, что сейчас день, а та яркая звездочка над горизонтом – наше Солнце, настолько далекое, что не греет и даже не светит.
Кульнев указал в темное небо.
– А теперь взгляните, как вы можете…
Я добавил весь спектр, восторг пробежал по жилам. Вообще-то по нейронной сети, но ладно, пусть жилам. И воспламенил сердце. То самое, которое рисуют в форме червового туза, а в моем случае в самом деле – пламенный мотор. Мы привыкли считать, что за Плутоном – конец Солнечной системы, пустота, настоящая пустота, ведь между планетами хоть какой-то мусор иногда пролетает, всякая там пыль, метеориты, астероиды, не зря же называем малым космосом в отличие от Большого, который открывается здесь…
Но миллиарды крупных астероидов и триллионы мелких собрались вокруг Солнечной системы в такое же кольцо, как вокруг Сатурна. Но только эти астероиды намного крупнее, теперь понятно, что сам Плутон со своим спутником Хароном вполне мог быть просто выдран из этого кольца и стал девятой планетой Солнечной системы, когда приблизился слишком близко, а остальные не стали только потому, что держатся на почтительном расстоянии, но сколько их…
– Бесподобно, – прошептал я в благоговении. – Это почище всяких северных сияний… Какая красота!
– Это не простые астероиды, – сказал он гордо. – Они все старше Солнечной системы, так как пережили тех несчастных собратьев, которых гравитация стащила в кучу, заставила расплавиться и образовать Солнце, а затем и все планеты.
– Собираетесь исследовать?
Он отмахнулся.
– Опоздали. Сейчас, когда в состоянии воспроизвести любой элемент и создать сотни тысяч новых, что нам состав этих глыб? Только чисто академический интерес. Нет, начинаем разворачивать энергетическую глыбу, чтобы попробовать пробить туннель в темной материи.
– С помощью этой же темной энергии?
Он вздохнул.
– Не дразните. Темная энергия – это такая бездна, а мы только всматриваемся в нее сверху, не зная, как зачерпнуть. Пока только облизываемся.
– А как я сюда попал?
Он вздохнул еще горестнее.
– Это темная материя, а не энергия. Да и то это все, что умеем. Признаемся, эффект был открыт случайно, выясняли совсем другое. А вот если еще и энергию… Для того, собственно, и строим здесь станцию. Если получится, вы даже не представляете, что нас ожидает!
Я смолчал. Зря Кульнев полагает, что не представляю. Всю историю человечества люди бредили идеей двигаться быстрее, дальше, еще быстрее. Бессмертие бессмертием, но если эксперимент с расщеплением темной материи удастся, то можно будет в считаные секунды дотягиваться хоть до близких звезд, хоть до дальних, а можно и до галактик, если на пути не напарываться на какие-нибудь трещины в пространстве, скалы, надолбы.
– Хорошо, – сказал я. – Вы рассказывайте, какими особенностями должны обладать наноботы, созданные специально для вас, а мы пока посмотрим место.