Трансгалай (сборник)
Шрифт:
С этими словами фигура Волхва заколебалась и медлени растаяла в тумане.
Муромец оглядел товарищей. Попович был бледен и задумчи Добрыня встретил взгляд товарища ответным прямым взглядом и замысловато выругался.
— Что делать будем, други верные? — спросил Илья.
— А чего тут думать? — отозвался Добрыня. — В путь собираться надо. Только вот где ее искать, эту Поклон-гору?
Все трое и женщина глянули туда, где стоял Волхв. Берег был пуст. Туман рассеялся и стали видны круги играющей на заре рыбы
— Найдем! — тряхнув волосами, уверенно пообещал Попович. — Обязательно найдем, коли надо!
Богатыри попрощались со своей проводницей и пошли к ожидавшим их на крутом берегу коням. В глубине леса снова гулко и зловеще захохотал филин. Если бы богатыри обернулись, они бы увидели, что на том месте, где стоял Волхв, гримасничает, скалится, показывая язык, жуткая маска. Но богатыри не обернулись и маску снова затянул сгустившийся странно туман.
3. КАМЕНЬ
Казалось, что степи не будет конца.
Легкий ветер волновал серебристый ковыль и оттого казалось, что земля дышит. В воздухе стоял горьковатый запах полыни, а над степью в бездонной синеве плыли облака.
У плоской гранитной глыбы дорога расходилась на три пыльш рукава. По глыбе шла надпись, сделанная кривыми неровными буквами. На камне сидел громадный черный ворон и саркастически смотрел на богатырей.
— Ну-ка, Алеша, — сказал Муромец, вглядываясь в на пись, — у тебя глаз молодой, острый. Погляди, что там написано?
Лукавил Илья. Не в остром взгляде было дело — и сам Иль неплохо видел. А дело было в том, что читать он не умел. За ратньми подвигами недосуг было грамоты в руки взять. А многолетнее карачаровское сидение хоть к учению и располагало, да к образованию не привело.
Попович свесился с седла и прочитал вслух надпись на камне:
— Путник, — гласила надпись. — Перед тобою три дороги. Направо поедешь — коня потеряешь, налево поедешь — назад не вернешься. Прямо поедешь — самому живому не быть.
— Да, — протянул задумчиво Муромец. — Куда не кинь, везде клин. Назад не вернуться — зачем тогда в путь отправляться? Коней терять — тоже не резон. Что за богатырь без коня?
— Прямо надо, Илья! — решительно сказал Добрыня.
— Так же жизни лишишься! — нервно возразил Попович.
— А это мы поглядим, кто жизни лишится! — отозвался Добрыня и многозначительно поиграл кистенем.
Ворон, сидевший на камне, хрипло каркнул и растопырил крылья.
— Видали мы таких за триста лет! — сказал ворон. — Были до вас. Вон их в чистом поле сколько побито!
— Кыш! — суеверно сказал Добрыня. — Кыш, тварь пернатая, пока голову набок не свернул!
— Видали мы таких! — вступил в перепалку с Добрыней ворон.
— Голову он мне, видите ли, свернет! А кто тогда за живой и мертвой водой полетит? Ты что ли, толстый?
— Не
— Струсил, Илья Иваныч? — Добрыня сплюнул. — Вот не ожидал от тебя!
— Мы что — в игрушки играем? — Илья нахмурился. — Мы что — шутки шутим? Понапрасну рисковать — что с чертом спорить, Добрыня, зря рисковать нельзя. Кто тогда меч-кладенец добудет? Кто родимую землю от супостата оборонит?
— Правильно говоришь, Илья! — горячо поддержал Муромца Алеша Попович. — Направо надо. Коня потерять — не голову.
— Ишь ты! — снова оживился ворон. — Коня ему не жалко. А ты коня спросил? Может конь по-другому думает?
— Голову сверну! — цыкнул на ворона вспыльчивый молодой богатырь.
Ворон втянул голову в туловище, прикрыл глаза и замолчал.
— Коня терять тоже не резон, — рассуждал вслух Муромец. — Богатырь без коня, что князь без государства. Направо нам тоже ехать негоже.
— Эх! — воскликнул Добрыня. — Вы, как хотите, а я прямо поеду. Посмотрим чей меч, а чья голова с плеч!
— Давай, давай! — снова ожил ворон. — В чистом поле только твоей дурьей башки и не хватает!
Добрыня метко швырнул в ворона гривной. Ворон свалился с камня, негодующе закаркал и не полетел, а побежал в поле, покуриному перебирая ногами.
— Мудрец! — презрительно сказал Добрыня. — Триста лет он, видите ли, живет, триста лет на мир смотрит! Как хотите, а я прямо поеду. Есть у меня кистень верный, меч острый, да стрелы каленые. Мне ли бояться неведомо чего?
— А я поеду направо, — сказал Попович. — Коня потеряю, зато себя уберегу. Тем и послужу родимой земле. А коня я себе раздобуду!
— А ты чего решил? — обернулся Добрыня к товарищу.
Илья грузно навалился на холку жеребца и, трудно шевеля губами, вглядывался в надпись на камне.
— Налево поедешь — назад не вернешься, — задумчиво повторил он. — А почему это не вернусь? Раз живой буду, то назад обязательно вернусь. Кто мне помешает? Налево надо, налево!
— Налево, — вздохнул Попович. — Тебе, Илья, хорошо. Ты на белом свете Один, как перст. А меня жена с детишками ждет. Когда назад не вернусь, детишки при живом отце сиротами будут. Нет, Илья, мне налево нельзя. Поздно мне налево, о детях думать надо!
Некоторое время богатыри рядились, да так и разъехались: Илья поехал налево, Попович тронул недовольного коня вправо, а Добрыня Никитич с кистенем наготове прямо подался, неведомую опасность презирая.
А над степью жужжали трудолюбивые пчелы да шмели, и у горизонта дрались коршуны над грудой белых человеческих черепов.
Старый ворон, убедившись, что богатыри отъехали, надменно взгромоздился на камень, поискал у себя в перьях длинным клювом, встряхнулся и замер, вслушиваясь в удаляющийся стук подков и звяканье богатырских кольчуг.