Трансильванские рассказы
Шрифт:
Утро выдалось промозглым и туманным. Дождя не было. Но сырость, казалось, буквально просачивалась сквозь стены. Густые белые тучи затянули небо от горизонта до горизонта. За ночь ветер унялся, и клубистое марево неспеша оседало на землю. Хельтау притих. Ни лай собак, ни стук колес, ни голоса торговок не нарушали тяжелой мертвенной тишины.
Несмотря на целый день, в седле предводитель отряда чувствовал себя хорошо отдохнувшим, буквально обновленным. Ничего не болело, только спина затекла от долгого сна.
Наемники спустились вниз для завтрака
– Меня больше волнует, есть ли там золотишко. Больно мне тот старый хрыч не понравился, – заявил он. – Приедем, а там шиш. И чего тогда?
– А тогда мы вернемся, и я лично вытрясу из этого чванливого мерзавца всё, что нам причитается, – огрызнулся Лайош. – Кстати мы забыли спросить, сколько тот сундук весит. Если там золото, то, наверное, немало. Если так, то нам понадобится телега.
– Тут тебе не валашская голытьба, в селе саксов у каждого хозяина найдется хорошая телега. Стоит только заплатить, – не без гордости за свой народ произнес Хайнц-Ульрих.
– Так, сейчас доедаем и спросим у деда, сколько весит его сундук, золотишко-то, знаете ли, изрядно тяжелое, особенно, если его много, – решил предводитель отряда.
Однако Кассиана на месте не оказалось, по крайней мере, на стук дверь никто не открыл, и наемники решили на всякий случай нанять селянина с повозкой.
На улице было промозгло и грязно. Туман уже почти рассеялся. Дорога являла собой сплошное глинистое месиво. Немногочисленные прохожие с угрюмыми лицами тщательно выбирали путь в надежде испачкаться как можно меньше. По правую руку высились стены церкви святой Вальпурги с щелевидными бойницами, по левую – выстроились в ряд фасады фахверковых домов зажиточных крестьян.
– Говорить будешь ты, – велел Лайош Удо. – Ты проще найдешь общий язык с соплеменниками. Только, если спросят, что в сундуке, скажи, будто вывозим иконы из местной церкви. Нечего им про золото знать.
– Хорошо, – буркнул Хайнц-Ульрих и постучался в первые попавшиеся ворота.
Открыла ему полноватая женщина лет сорока.
– Бог в помощь, хозяйка, – обратился к ней здоровяк на наречии саксов.
– И тебе, добрый человек, – ответила она учтиво.
– Будь любезна, позови хозяина, у нас есть дело.
– Эй, Йоханнес! – крикнула тетка. – К тебе пришли.
На зов из амбара вышел толстый лысеющий мужчина с короткой седой бородой.
– Ну, я – хозяин. Чего желаете? – произнес он раздраженно. Кажется, гости оторвали его от работы.
– Доброе утро. Да благословит святая троица твой дом и хозяйство, – сказал Удо. – Мне с товарищами нужна помощь. Скажи мне, у тебя есть телега?
– А то как же, – хитро отозвался селянин, от предвкушения заработка его рот расплылся
– Да, надо…
– Коль заплатишь, всё свезу, куда скажешь, – прервал Хайнца-Ульриха крестьянин.
– А сколько возьмёшь? – поинтересовался воин.
– Смотря куда ехать.
– Нам надо в Микшу Маре. Это заброшенная деревня к югу отсюда, знаешь такую?
Вмиг лицо Йоханнеса помрачнело и сделалось испуганным.
– Нет, в Микшу Маре не поеду, – решительно отрезал он.
– Почему? – удивился наемник. – Ты же только что согласился. Говори цену.
– Нет, не поеду и всё тут, – в голосе чувствовались злоба и раздражение.
– Да как так?
– Не хочу. Нам больше не о чем говорить. Уходите с моего двора.
Первая неудача Удо нисколько не смутила. Он постучался во второй дом, в третий, четвертый – везде ему отказали без объяснения причин, как только воин говорил, куда направляется. Обескураженный, он остановился посреди улицы, раздумывая, что же делать.
– Снова не хотят ехать? – спросил Лайош.
– Да, как сговорились черти, – фыркнул здоровяк.
Вдруг сзади его кто-то окликнул. Хайнц-Ульрих развернулся и увидел невысокого мужчину в грязной одежде.
– Вы уж простите, господин, что вмешиваюсь, – произнес он с явным валашским акцентом. – Видите ли, я чиню крышу вон того дома и поневоле слышал всё, о чем вы говорили с хозяевами. Вы знаете, здесь в Микшу Маре никто не поедет. Даже и не пытайтесь их уговорить. Бесполезно.
– Да почему же? – вознегодовал Удо.
– Они вам не скажут. Вы, саксы, в такие вещи не верите, а, если и верите, то боитесь признаться в этом.
– И чего же такого ужасного в Микше Маре? – поинтересовался Лайош.
– Лет десять назад в Микше Маре случился мор. То один, то другой крестьянин начинал слабеть, бледнеть, и к исходу двух недель отправлялся к праотцам. Скотина тоже чахла. Коровы перестали давать молоко, все ягнята и поросята в тот год родились мертвыми. Смекнули селяне, чем тут запахло. Раскопали могилы недавно умерших. А там – мать честная – все трупы оказались нетронуты тлением. Лежали они в гробах раздутые, с багровым румянцем на щеках, когти и волосы отросли, клыки из-под синюшных губ торчали. Стало ясно: не отошли покойники в мир иной, а сделались вампирами. Тогда всё кладбище перекопали, вытащили тела из гробов, каждому голову отрубили да положили промеж ног. А в сердце железный кол вогнали дабы к земле пригвоздить нечестивцев. Да только череду смертей прервать не удалось. Беда шла из одного дома в другой. А умерших соседей якобы видели по ночам на улице. Тогда решили крестьяне деревню покинуть, собрать весь скарб да разойтись кто куда. И говорят в тот год умер сам кенез Крецелеску, владевший деревней, а сын его не пожелал в родовом имени жить, вывез все вещи, а дом бросил. С тех пор сторонятся люди тех мест, а тропинка туда, что идет через лес, не зарастает, ведь по ней ходит нежить.