Транзит

Купер Эдмунд

– Злитри, - тихо прошептал он.
– Злитри.

Повинуясь внезапному порыву, он коснулся ее лба - как тогда, у дерева-клетки, сделала она. Потом покосился на горящий домик. Его обитатели в любой момент могли выскочить сквозь горящую дверь.

– Ко рву!
– крикнул он, хватая Барбару за руку.
– Нам придется прыгать. Разбегайся что есть мочи! Это совсем не трудно!

Барбара, нагая и босая, на мгновение заколебалась. Затем разбежалась изо всех сил и прыгнула. Она немного не рассчитала и приземлилась как раз на край рва - так, что ноги ее очутились в воде. Она сильно ударилась

и начала уже соскальзывать в ров, но тут Авери, прыгнувший секундой позже, подхватил ее под руки и вытащил на берег.

Он как раз помогал Барбаре выбраться из рва, когда увидел обитателей горящего домика, наконец-то сообразивших прыгнуть сквозь пламя, бушевавшее в дверном проеме. Они появились немного обгорелые, озадаченные и, судя по всему, здорово напуганные происходящим.

Тем временем Барбара, похоже, потеряла сознание. Авери взял ее на руки и двинулся в благословенную темноту. Он утешался тем, что погоня, если она вообще состоится, вряд ли начнется немедленно. На сей раз золотые люди оказались в положении, выбраться из которого им будет не так уже и легко.

Ярдов сто Авери преодолел трусцой, но потом силы его вдруг кончились, и он упал. Вместе со своей бесчувственной ношей.

Падение, похоже, привело Барбару в чувство. Несколько секунд они лежали рядышком, голова к голове, постанывая, жадно ловя прохладный ночной воздух широко раскрытыми ртами. Затем Авери сел и прислушался. Но ничего подозрительного не услышал. Только легкий ветерок шуршал в кронах деревьев.

– Ты можешь идти?
– прохрипел он.

– Я... наверно, смогу. Только не спеша. Они отняли у меня сандалии.

– Обними меня за шею, - посоветовал Авери, вставая.
– И опирайся, не бойся. Я чуть-чуть отдохну и снова тебя понесу. Мы должны отойти от их лагеря как можно дальше... Ты не ранена?

– По-моему, нет. А ты?

– Нет. Пошли скорее. Потом будем утешать друг друга.

– Дорогой, - прошептала Барбара.

Так радостно вновь слышать эти слова. Что еще здесь можно сказать?

Некоторое время они брели, и Барбара опиралась на плечо Авери. Потом Авери ее немного пронес, и они опять побрели дальше в глубь леса.

Казалось, прошло очень много времени (хотя преодолели они, по оценке Авери, всего несколько миль), и вдруг Барбара расплакалась.

– Что случилось?

– Извини, Ричард... Я не могу больше идти.

– Тогда я тебя понесу.

– Не надо. Пожалуйста... Я... мне как-то не по себе.

– Ну и времечко ты, однако, выбрала, - с неожиданным раздражением воскликнул Авери.
– Двигай ногами, черт тебя подери! Или, по крайней мере, дай мне тебя нести. Завтра я стану весь из себя культурный и цивилизованный, но сегодня извини! Сегодня вопрос только в том, мы их, или они нас.

Тогда она согласилась, чтобы он ее нес. Но плакать она не перестала. Наконец, он опустил ее на землю.

– Ну, в чем дело?
– грубовато спросил он.
– Черт возьми, у тебя что-то болит?

– Милый, - простонала она.
– Со мной все в порядке. Я не ранена. У меня ничего не болит. Мне так хотелось тебе рассказать... но не так... как странно, и...
– она разрыдалась.

– Любимая, в чем дело, - голое Авери дышал нежностью.
– Мы почти

в безопасности. Если хочешь, мы даже можем здесь и остаться на ночь. Мне почему-то кажется, что они не станут нас преследовать этой ночью, у них и так полон рот забот...

– Милый, - сказала Барбара.
– Дело в том, что я беременна. И очень боюсь за ребенка...
– она содрогнулась.
– Я чувствую себя как-то не так... Словно что-то произошло.

Он крепко обнял ее за плечи. Он обнимал ее и шептал на ухо нежные, бессмысленные слова.

– Не бойся, любовь моя, - прошептал он наконец, хотя ему самому тоже было страшно.
– Мы отдохнем здесь, а как только рассветет, я отнесу тебя домой.

Слово "дом" уже не резало им слух. Дом - это место любви и безопасности, уголок комфорта, знакомых запахов и повседневных забот, превратившихся в традиции. Дом - это Лагерь Два. Это Том и Мэри. Дом - это понятие, смысл которого он постиг только на далекой-далекой планете, во многих световых годах от Земли.

Этой ночью они не спали. Авери рассказал Барбаре, как Том вернулся в лагерь, и как он вытащил у Тома из плеча копье. Затем, чтобы хоть немного отрешиться от земных проблем, они разглядывали звезды - теперь уже родные и близкие. Они делили их на созвездия, а потом играли, придумывая им названия... А еще они думали об их ребенке, и молились, чтобы им не пришлось его потерять...

О чем только они не говорили в ту ночь, обо всем, кроме золотых людей. С первыми лучами солнца они побрели в сторону Лагеря Два.

Ощущение беспокойства в животе у Барбары мало-помалу прошло, она сразу стала значительно веселее. Но когда она вдруг заметила нарисованные на ее теле странные символы, ей стало плохо до рвоты.

24

До Лагеря Два они добрались только к полудню. Авери отдал Барбаре свою испачканную грязью рубашку. В путь они вышли еще до рассвета, но усталые, закоченевшие и эмоционально измотанные, они не могли идти быстро. Вместо того, чтобы двигаться прямо в лагерь, они направились к, морю. Барбаре до смерти хотелось умыться. И суть была даже не в том, чтобы смыть с себя голубые символы, "украшавшие" ее тело. Во всяком случае, не только в этом. Купание представлялось ей своего рода очищением после всего перенесенного ею в лагере золотых людей. Авери же испытывал чисто физическую потребность окунуться в море. Он весь (лицо, руки, ноги, тело, даже волосы) был покрыт коркой засохшей грязи. И все это неимоверно чесалось. У него слюнки текли при одной мысли о прохладной морской ванне.

Понемногу их настроение улучшилось Они даже начали подсмеиваться друг над другом. Теплый солнечный свет рассеял их усталость, словно тень. Вскоре они совсем пришли в себя и вновь могли радоваться полной приключений жизни.

Наконец они вытри к морю - золотому в лучах восходящего солнца. Не помня себя от радости, они ринулись в его воды, смывая с себя весь ужас прошедшей ночи.

Прошло довольно много времени, прежде чем Барбаре удалось смыть со своего тела синие символы - и то не до конца. Через несколько минут ее груди и живот стали красными, но все равно на натертой коже проступали голубые очертания.