Трататушки
Шрифт:
Опять никакашка
У Хрена Моржового, как и у большинства людей, был отец. И не просто отец, а существо, повернутое на рыбалке. Чуть лето, просто не слазил с сына: «Поедем, рыбы половим километров за сто – сто пятьдесят». Раз капнет, два капнет. На пятый раз разведет на полемику:
– Какая рыбалка, батянь? Один сальмонеллез вокруг.
– Поехали. Я тут снасть
Спорить – споришь, а в конечном итоге прогибаешься, потому как возраст отца к сведению принимаешь. Выехали поздно. Пока ехали – стемнело. Уперлись в свете фар в камыш. И вроде река где-то рядом. Дышит свежестью. Кажется, рукой подать. Жабы переговариваются, карась хвостом бьет. А как добраться – загадка. Покружили по грунтовкам. Со всех сторон только трава в рост. Решили спать до утра.
Утром Хрен Моржовый проснулся от журчанья воды. Смотрит, батя возле машины облегчается:
– Твою же мать, – произносит Хрен с брезгливой усмешкой.
– Так, – деловито сообщает батя, пряча орган. – Река, похоже, позади нас.
По свету берег был найден быстро. Отец облюбовал выбред, установил раскладной стул, разложил спиннинги. А хрен Моржовый нашел место невдалеке, где берег был пологим с широкой песчаной косой вдоль течения. Прошло что-то около часа, когда из зарослей раздался раздраженный возглас старшего:
– Одни никакашки, а не рыба! Поехали, сын, домой. В гробу я видел такую рыбалку.
Детская прямота
В подъезде у Хрена Моржового жили две забавные девчушки – Оля и Уля. Дочери приятеля, которого в юности вся округа звала Чижиком. Бог его знает, может фамилия у него была Чижиков. Но не про него речь.
Ольга и Ульяна росли запросто, без английских репетиторов, по дворовым песочницам. И забавные были обе, потому как настоящие, живые. Было им лет по десять, когда Хрен Моржовый застал диалог у подъезда, пока искал по карманам ключи от домофона.
На скамейке сидела
– Бабушка, а бабушка, ты умрешь скоро?
Женщину будто по позвоночнику током шарахнуло, чуть бадик не выронила:
– Это почему скоро-то?
– Ну ты же такая старая, – развела руками девочка.
Оля этот вопрос задала, или Уля. Так Хрен Моржовый и не узнал никогда. Близняшки были просто одинаковые. А бабка, не смотря ни на что, пожила еще какое-то время.
Основы гигиены
Человека изменить почти невозможно. Но иногда и это случается.
Как-то однокурсник Хрена Моржового вышел из туалета и побрел к своей комнате по длинному коридору общежития, минуя дверь умывальника. А на полу сидело несколько девиц, потягивающих портвейн из горлышка общей бутылки. Одна из студенток звонко произнесла:
– Алёшенька, дорогой, а почему ты руки после нужника не помыл?
Много лет прошло с той поры, но у стареющего Алексея до сих пор горят уши, когда он натирает каждый палец после посещения известного места.
Кака-бабуляка
Баба Шура вовсе никакая не баба. И совсем не уместно называть ее Какой, потому что она председатель ключевой региональной Избы-Без-дельни. Только вот зовут ее так не потому, что она заставила Герасима утопить Муму. Кака-бабуляка она потому, что вышеупомянутое учреждение большую часть своего рабочего времени занято подготовкой открыток к праздникам и дням рождения для репок с того же огорода.
Этаж за этажом, квартал за кварталом конторы с кандидатами наук, доцентами, профессорско-преподавательским составом ежечасно куют прорыв страны в светлое завтра.
Тяжелая ноша
Любить утилитарно проще, чем ненавидеть. Потому что камни носить в душе, это значит свое брюхо о землю царапать. И чем больше ненависти внутри, тем тяжелее путь. Вот сидел как-то напротив шефа Хрен Моржовый и выслушивал в свой адрес гадости. И только кивал в ответ, стараясь делать это уместно.
Конец ознакомительного фрагмента.