Трава под снегом
Шрифт:
В дверях стояла красивая Наташа. Улыбалась в точно выдержанной и правильно обустроенной секретарской манере, ловила глазами его душевный настрой. Настроя тебе захотелось, значит? Что ж. Сейчас ты его получишь…
– Пошла вон отсюда, тварь продажная…
– Что? – опешила Наташа, моргнув длинными наращенными ресницами.
– Пошла вон! Вон пошла! Проститутка! Чтоб я тебя не видел здесь больше! Никогда! Вон! Без выходного пособия! Тварь! Дешевка продажная! Подстилка рыночная!
За Наташей давно уже закрылась дверь, а он все никак не мог остановиться, до хрипоты
Верткий красный «пежо» с готовностью притормозил около голосующего Андрея, гостеприимно распахнулась дверца.
– Тебе куда, мужик? – весело спросил водитель.
– На Восточную, новый дом напротив рынка, желтый такой, знаешь?
– Садись, поехали.
Андрей плюхнулся на переднее сиденье, выдохнул тяжело, как после долгой пробежки.
– Что, мужик, проблемы? – выруливая от обочины и пристраиваясь в ряд машин, сочувственно спросил водитель.
– С чего ты решил, что у меня проблемы? – удивленно повернул к нему голову Андрей.
– Так по роже видно… У тебя на лбу крупными буквами написано, что разговор тебе крепкий предстоит. С женой разводишься, да?
– Откуда ты… А впрочем, действительно так. Развожусь, брат. Точно.
– А зачем? Другую бабу завел, что ли?
– Ага. Завел. Вернее, полюбил.
– Ну и дурак… Уходить-то зачем? Ну, понравилась другая, бывает… У меня, например, знаешь как? У меня что ни день, то разная баба нравится. Иногда так нравится, что колбасить во все стороны начинает, глупости всякие делаю. И что мне теперь, каждый день новую семью заводить? У меня и так уже третья.
– Да нет… Это не то. Я ж говорю – полюбил…
– А какая разница? Я тоже всех люблю.
– Слушай, чего пристал? Я к тебе ехать сел и деньги за это платить, а не разговоры разговаривать! Смотри, зеленый уже горит…
– Да вижу, вижу… Уж и поговорить нельзя… – вздохнул парень и грустно посмотрел на Андрея. Помолчав немного, сердито добавил: – Вовсе не нужны мне твои деньги! Мне, может, просто рожа твоя родной показалась? Стоишь на дороге, граблями машешь… Ну, думаю, наш человек. А ты… Какие нервные все стали…
– Да ладно, не обижайся. Эти ж дела не обсуждаются с первым встречным, сам понимаешь.
– Ага, понимаю… А только все равно – можно я тебе совет дам? Из личного, так сказать, опыта?
– Ну, если из личного, то давай… – обреченно махнул рукой Андрей.
– Ну, тогда, значица, так… Допустим, понравилась тебе баба, и ты ей тоже понравился, поскольку ничего себе мужик. Но ведь никто не знает, на сколько часов и дней вы друг другу понравились, так? Хорошо, если месяца на два. А вдруг только на два дня? Ушел ты от своей… как у тебя супружницу величают?
– Анной.
– Ну
– Не, мужик… У меня не тот случай, – смеясь, возразил Андрей. – У меня любовь настоящая, можно сказать, первая…
– Иди ты! Настоящая, говоришь? Так в наше время настоящего-то вроде ничего нет… Золото, говорят, и то подделывают. Многие на пальце носят колечко со штампиком и знать не знают, что это подделка. Главное – в голове обманная уверенность есть. Золото, и все тут. И с женой так же. Поставил штампик в паспорте и не думай ни о чем. Живи. А начнешь думать да сомневаться – изведешься зазря, а любви никакой так и не сыщешь.
– Нет, мужик. Это не про меня. Моя семейная жизнь только начинается. Настоящая, счастливая. В горе и в радости. Я, можно сказать, ради этой жизни с отцом родным порвал…
– Иди ты! Из-за бабы – с отцом? Ну, ты даешь… Что ж, успехов тебе в трудностях. Тебя во двор завезти или как?
– Да нет, не надо во двор… Сколько я тебе должен?
– Нисколько. А за разговор спасибо. Хотя и не за что тебе спасибо говорить, если по большому счету! Я только в голове все по полочкам разложил, а ты – любовь, любовь… Ладно, вылазь. Не трави душу.
– Ну, тогда пока.
– Бывай, мужик…
Анька открыла дверь, глянула на него настороженно. В глазах вопрос, на губах улыбка ласковая, непривычная. Спросила с надеждой:
– Андрюш, ты мобильник потерял, да? Мы тебе с мамой звонили из санатория, звонили…
– Нет, не потерял. Вы когда приехали?
– Вчера еще… А где ты был, Андрюша? Я папе твоему тоже звонила, но он не сказал ничего… Знаешь, как я переволновалась?
– Ага. Снервничала. Я помню.
– Ой, так ты на маму сердишься, да? Что она на тебя накричала перед отъездом?
– Нет. Ни на кого я не сержусь, Ань. Пойдем на кухню, поговорим.
– Анютка, ты с кем бубнишь? – послышался из ванной сердитый голос тещеньки, и вот уже красно-квадратная распаренная физиономия высунулась из двери, окинула Андрея маленькими злыми глазками. – А-а-а… Явился, ирод! Совсем тут заблукал без жениного пригляду? Говорила я Анютке…
– Отстань, мамо! Дай нам поговорить! – сердито зашипела на нее Анька.
– Ага, давай… Вожжайся с ним больше, едрена матрена простодырая! Да с им разве можно по-человечески-то? Разве он понимает?
– Сгинь, мамо, я кому сказала! – подтолкнула тещеньку обратно в ванную Анька. – Ну? Не лезь, не порть мне разговора…
– Да подумаешь! Не больно и хотелось… – обиженно пожала плечами женщина, сердито закрывая за собой дверь. Но закрыла-таки не до конца – оставила щелку. Андрей голову был готов дать на отсечение, что она тут же приникла ухом к этой щелке, затаившись в неловкой позе охотника. Что ж, пусть…