Травинка на холодном ветру
Шрифт:
Девушка горестно вздохнула и выставила вперёд руки. Попавшая на пальцы мазь холодила кожу и слегка пощипывала. Судя по внезапно ворвавшемуся в нос запаху, тётушка щедро мазнула своим снадобьем по платку на голове. Милена громко чихнула от неожиданности и едва не свалилась, потеряв равновесие.
– Держись, не падай! При ходьбе можешь пошатываться из стороны в сторону. От настоящей мази у людей немного голова кружится.
– Так это ещё и ненастоящая?!
– сдавленно прошипела недовольная девушка.
–
– Не очень, - буркнула Милена.
– Ты не туда смотришь. Я здесь!
Повернув немного голову, она смогла разглядеть сквозь платок яркое пятно платья Аделинды:
– Теперь вижу.
– Хорошо. Старайся не упускать меня из вида. Пойдём.
Милена обречённо вздохнула и двинулась следом. К её удивлению, на дорогу они выходить не стали. Шум людских голосов раздавался в стороне от тропинки, по которой она следовала за ведуньей. Девушка неплохо знала окрестности, поэтому быстро догадалась, что их путь лежит к неприметной калитке в надвратной башне. Для прохода людей калитка не предназначалась, ею пользовались только стражники.
– Постой немного здесь, милая, - сказала Аделинда, - я ненадолго отлучусь.
Милена успела заметить её яркое платье на фоне камней, из которых была сложена башня, а потом потеряла свою спутницу из вида.
"Завернула за угол, - поняла девушка, - значит, отправилась по направлению к воротам".
Знающая отсутствовала недолго, вернувшись в сопровождении кого-то из караульной команды. Об этом можно было судить по тяжёлой поступи и лязгу доспехов шедшего рядом с ней человека.
– Мать небесная!
– воскликнул стражник.
– Могла бы и предупредить, ведьма старая! Ты же знаешь, как я боюсь всяких заразных болячек!
– Ничего с тобой не случится, - ответила Аделинда.
Её интонации подразумевали приятельские отношения с этим мужчиной, но тон был слишком покровительственным, чтобы предполагать нечто большее. Вспомнив данные ей инструкции, Милена покачнулась, потом принялась дёргать плечами.
– Линда, пожалуйста...- взмолился караульный, - Уведи её куда-нибудь подальше отсюда...
– Чем быстрее ты откроешь калитку, тем быстрее мы уйдём.
– насмешливо произнесла Аделинда.
– Хорошо-хорошо.
Зазвенели ключи, раздался скрежет отпираемого замка.
– Линда, пообещай мне, что она ни до чего не будет дотрагиваться, - жалобным голосом попросил стражник.
– Мы, хоть и редко там ходим, но всё же...
– А ты пообещай мне, что перестанешь
– Да я ничего...
– шумно засопел мужчина, - ничего такого и не было вовсе...
– Там ты скорее какую-нибудь хворь подхватишь, можешь мне поверить. Вот, держи, подарок от меня.
– Что это?
– Средство от заразных болячек. На тлеющие угли положишь, и дымом будешь окуривать коридор после нашего ухода.
– Спасибо!
– обрадовался стражник.
– Ступай прямо.
– шепнула девушке Аделинда.
– Отсчитай восемь шагов. Никуда не сворачивай.
Милена сделала положенное число шагов в тёмный зев коридора и услышала, как за её спиной мужчина тихо спросил:
– Скажи мне, Линда, а если девок этим дымом окуривать, то поможет против заразы?
Ответ ведуньи заглушился натужным кашлем стражника.
– Да, понял я, понял, - сказал он, громко прочищая горло, и закрыл калитку.
– Вот, змей блудливый, - ругнулась в темноте Аделинда, - мог бы и оконце отворить, чтобы нам впотьмах бродить не пришлось.
– Что ты ему дала, тётушка?
– полюбопытствовала Милена.
– Комок сосновой смолы, смешанный с травками сушёными. От заразы, конечно, не поможет, но дым получается густой и ароматный. Так, держись за мою руку, сейчас ступеньки лестницы начнутся.
– Я знаю. Она на второй ярус надвратной башни выводит. Оттуда нужно пройти по верху стены до ближайшей малой башни и спуститься по лестнице в город.
– Пойдём. Не будем терять времени.
Шагая вслед за Аделиндой по узким улочкам этой части города, Милена слышала шум голосов, доносящийся с городской площади, и с тоской вспоминала то время, когда ей не приходилось ни от кого скрываться. Она с малолетства присутствовала на всех тожествах, проходивших в Кифернвальде. С балкона баронского дворца было хорошо наблюдать за построением солдат, одетых в парадные мундиры. Большая часть этих воспоминаний была связана с мамой, которая всегда была рядом, а отец находился на площади, где устраивал торжественный смотр войскам.
В памяти дочери он запечатлелся как маленькая фигурка верхом на лошади. По праздникам мама надевала свои лучшие платья, бывшие пределом мечтаний юной Милены. Кружева, рюши и воланы были так восхитительны, что, девочка страстно хотела вырасти и примерить хотя бы одно из маминых платьев. Дочку барона обшивал специально вызванный из Остгренца портной, но ей всё равно казалось, что мамины платья самые лучшие в мире. В тот день, когда хоронили баронессу Эрну, ехидный голосок в глубине сознания Милены произнёс: