Травма
Шрифт:
Я не хочу, чтобы вы подумали, что моя жизнь была наполнена только плохим. Это не так: например, в старшей школе мне повезло с учительницей по русскому языку и литературе, и мои сочинения всегда получали 5/5, даже с небольшими ошибками. Помимо пятерок, учительница оставляла дополнительную похвалу на полях: «Молодец! Очень красиво!»
Родители моих друзей принимали меня и спасибо им за то, что объясняли своим детям, что в мире существует не одна национальность.
Спасибо Маниже за песню «Рашн Вуман». Мне понадобилось двадцать два года, чтобы осознать, что я имею право быть собой.
Только сейчас мне стало жаль, что я не знаю про свою историческую родину и свои корни так же много, как про Россию. Мне стало больно оттого, что я начинаю любить себя и все, что мне передалось от бабушки, только теперь, когда ее уже нет в живых. Я жалею, что не могу изменить прошлого и вернуть себе время с родными. Я жалею, что ни в России, ни в Армении я никогда не буду своей: в первой стране я нерусская, во второй – обрусевшая. Все, что я могу сделать, – отправиться в путешествие в Армению и заново открыть для себя свой народ.
Как бы далеко меня не занесло, в какой стране я бы не оказалась, на вопрос where are you from, не забывая о корнях, я отвечала и буду отвечать: I’m from Russia.
Рина Макошь. Травматолог
В узком, освещенном желтыми казенными лампами коридоре стоял приглушенный гул. Несколько детей постанывали, их родители шикали и как могли пытались увлечь. Еще несколько человек – не только дети, но и кое-кто из взрослых – с энтузиазмом нажимали на экран смартфона. По коридору прошел мужчина – высокий, ссутулившийся врач, которого с нетерпением ждали пациенты после обеденного перерыва. Окружая врача невидимой аурой, за ним всюду следовал запах, который обязательно сопровождает курящих людей.
У кабинета с табличкой «травматолог Шиляев Олег Степанович» стояла женщина. Она перегораживала своим огромным телом подступы к двери и предупреждала любые поползновения к нарушению порядка в очереди. Волосы, которые еще час назад были собраны в гульку, разметались длинным хвостом по спине, а мелкие волоски выбились из прически. Около женщины на скамеечке сидела девочка, как две капли воды похожая на мать: и хвост, и идеально круглые щеки, и пухлые губы, слегка приоткрытые и обнажающие передние зубы. Только вот у матери глаза лихорадочно блестели, бегали от дочери к другим детям и их родителям и обратно, она переминалась в черных туфлях, откуда отекшие ноги торчали, словно дыни, готовые лопнуть на жаре. Дочка же смотрела в телефон и увлеченно раскладывала фигурки по экрану. Она подняла слезящиеся круглые глаза на мать и застонала:
– Мама, пойдем домой? Мама, я не хочу здесь быть…
Ее стоны мог прервать и строгий материнский взгляд, но врач опередил:
– Так, дайте врачу в его собственный кабинет пройти! Нет, сразу нельзя! Да что же это такое…
Он ловко проскользнул мимо огромной женщины, с усилием хлопнул дверью и, когда думал, что уже никто его не видит, закатил
«Они никогда не кончатся. И никогда не возьмут в толк, как надо себя вести… Тупые, недалекие…»
Врач не успел придумать подходящего слова, кто же они – тупые и недалекие, шестым чувством уловил движение в кабинете. Олег Степанович приоткрыл глаза и увидел, что за столом, где еще утром сидел медбрат, теперь шуршит медицинскими карточками молоденькая девица в белом халате.
– А вы кто такая?
– Я Нина. Медсестра ваша на вечер. – Девица опустила в ящик стола часть бумаг, а часть оставила лежать.
– В смысле – на вечер? У меня тут Игорек работал с утра, куда делся?
– Так он, как и я, на четверть ставки. – Нина смотрела на доктора, как на дурачка.
«Ненавижу смены в выходные. Тут черт знает что творится, работают по полдня, а мне под каждого подстраивайся», – с этими мыслями Олег Степанович уселся на широкий стул и стал выписывать имена пациентов.
– Зачем вы это делаете, в программе же все есть? – тут же полезла под руку медсестрица.
«А если программа полетит, как принимать будем?» – подумал врач, но не снизошел до ответа.
Девчонка ему не понравилась. Худенькая, говорливая и самоуверенная. Он не успел еще начать с ней работать, а уже хотел остаться один.
В дверь настойчиво постучали, и еще до того как Олег Степанович успел что-то сказать, в кабинет огромным шаром вкатилась женщина, преграждавшая путь в коридоре.
– Прием уже должен начаться! – властно заявила она и потянула упирающуюся дочь за руку к стулу.
Похоже, женщина совершила ошибку, потому что дочь завопила и зарыдала. Разыгрывалась семейная сцена, где девочка лила слезы, а мать успокаивала то лаской, то угрозами. Врач не вмешивался, он продолжал выписывать пациентов на листочек, быстро добавляя к фамилии и имени еще и год рождения.
«Хоть без мелюзги сегодня, одни школьники. И то хорошо. А нет, будет один, – Олег Степанович подчеркнул дату напротив фамилии мальчика и высчитал его возраст, – все равно, четыре года не два, есть шанс на адекватность».
Тем временем мать успокоила дочку и они уселись на два стула, приставленных к столу врача. Медсестра продолжала молчать и смотрела на все спокойным, почти равнодушным взглядом. Она видела, как мамашка набрала в грудь побольше воздуха, чтобы окатить доктора своей душераздирающей историей.
– Значит так, Милана упала сегодня со скамейки. Я вызвала скорую…
– Во сколько?
– Что?
– Во сколько упала?
– А! В одиннадцать!
– Сознание теряла?
– Во-о-от! Она упала-то как будто от того, что потеряла сознание! Я скорой это…
– Вы были рядом? – снова перебил врач.
Но женщина не слышала его. Она продолжала рассказ, прерывая его лишь собственным визгом.
– Я скорой это сказала, но они отмахнулись! Но вы-то хороший доктор! Хоть вы напишите направление в неврологию! Ей голову проверить нужно! Вдруг эпилепсия?! Она со скамейки упала не просто так. У ее брата была эпилепсия, у нее отягощенная история! Я знаю, ее проверить надо. Дайте направление в больницу, а то на скорой бестолочи работают, бестолочи, понимаете?