Травница
Шрифт:
– Что ж, – призадумалась Иден, – это резонное и зрелое предложение. Я сама сейчас не способна ни на резонные, ни на взвешенные поступки, и мне наверное только кажется, что я веду себя уравновешенно. – Она улыбнулась. – Ты прав, я устала. Я расстроена. Я зла. И я поеду в Англию и позвоню тебе через пару недель. Но, как я уже сказала, мне кажется, что с меня хватит, Боб. Все это очень неожиданно, но так мне подсказывает сердце. Может, это безумие и импульсивность, но я приняла верное решение. – И, как только она произнесла это вслух, то поняла, что это правда.
К трем часам следующего дня Иден прибралась,
– Дамы и господа, наши бортпроводники скоро предложат вам чай, кофе и напитки на выбор. Также вам подадут легкий завтрак, – спокойным тоном произнес голос с мелодичным английским акцентом.
Через несколько часов над головой зажглись световые табло, и стюардессы стали наклоняться над спящими пассажирами, чтобы открыть шторки иллюминаторов. В Нью-Йорке был час ночи, но сейчас пришла пора перейти на английское время. Свет раннего утра светил в иллюминаторы; Иден прищурилась и потерла виски. Во рту пересохло, язык казался липким, а голова раскалывалась. Выпить пять бокалов бортового шардоне – идея так себе. Но она хотела снять напряжение.
Она потягивала свой кофе и думала о том, что натворила и какое это безумие – бросить работу, отношения и свою квартиру одним днем и переехать в коттедж в английской деревне. Иден всегда была боязливой, но сейчас в ней не было страха. Где-то в глубине души она знала, что поступает правильно. Глаза защипало от слез, и она подумала, что бабушка оценила бы ее смелый импульсивный поступок. А потом она улыбнулась, чувствуя, что каким-то образом бабушка сейчас рядом.
Глава 2
– Что ты будешь делать в Бартон-Хит совсем одна, когда я уеду? – спросила Сьюзан, мать Иден. Она стояла на кухне в банном халате с чашкой горячего чая в руках и смотрела на Иден с беспокойством.
После похорон прошло семь дней. Неделя, посвященная адвокатам, оформлению бумаг и хождению по присутственным местам, и все обязательные процедуры угнетали и выматывали. Иден с матерью собрались днем поехать в ближайший крупный город Ньюмаркет, чтобы пообедать – маленькое удовольствие, которое они могут себе позволить после двух недель скорби и улаживания формальностей, которые непременно влечет за собой смерть близкого человека.
Сьюзан, как и Иден, жила одна. Отец Иден бросил их, когда девочке было шесть месяцев. Она никогда его не видела, а он не проявлял желания с ней связаться. Все эти годы у Сьюзан не было мужчины, порой она ходила на свидания, но, кажется, так и не нашла человека, ради которого стоило рискнуть снова оказаться с разбитым сердцем. Иден волновалась за мать, но Сьюзан настаивала на том, что с ней все в порядке. Она работала старшей медсестрой в местной больнице, у нее было несколько хороших друзей, с которыми она часто виделась, и вот уже сорок лет она жила в маленьком милом доме в Штатах. Сьюзан была женщиной организованной, рациональной, и на нее
– Иден, ты меня слушаешь? – окликнула ее Сьюзан. – Ты витаешь в облаках.
– Извини, да, я слушаю. Я думала о том, что будет, когда ты уедешь – и мне кажется, что я буду писать. Я всегда хотела собрать в одной книге свои знания и фактические материалы по лечению лекарственными травами, и время сейчас самое подходящее. У меня год академического отпуска… ну, или я безработная, как получится. К тому же отсюда меньше часа езды до Кэмбриджского университета, а у них одно из лучших собраний средневековых документов в мире. Я думаю, надо сделать так… – Иден сама удивилась сказанному и замолчала.
Мать встала рядом с ней у окна. Палисадник перед домом пересекал человек в костюме сельского английского джентльмена: клетчатая рубашка и потрепанный твидовый пиджак. Вот только на голове у него была ковбойская шляпа с крупным пером, воткнутым под втулку сбоку, на лице – большие солнечные очки, а на ногах – ковбойские сапоги. Мужчина шел к дому пружинящей походкой, отчего казался моложе, чем был на самом деле, и громко напевал, не попадая ни в одну ноту. Когда он позвонил в звонок, Иден и Сьюзан уже хихикали над ним.
Иден открыла дверь, а ее мать бросилась наверх, чтобы переодеться перед встречей с эксцентричным местным жителем.
– Добрый день. Заходите. – Иден жестом пригласила его в дом; мужчина пригнулся, входя в низенькую дверь, и прошел в гостиную.
– Я Иден Мартин, – представилась она, пожимая ему руку.
– Да, да, отлично. Я знаю, кто вы. – Он сильно сжал ее руку и тряс ее с таким энтузиазмом и настолько дольше положенного, что Иден уже и не знала, когда это кончится. – Рад встрече, да. Конечно, я о вас наслышан. Я знал вашу бабушку. Видите ли, они с моим отцом были близки. Да, да.
– О, простите, кажется, я не припоминаю…
– Нет-нет, мы не встречались. Я много лет жил в Штатах, во Флориде. Там тепло, чудесный климат, но жители там немного бескультурны, не правда ли? Да, мы с вами никогда не встречались. Мой отец отошел в мир иной в прошлом году, и я вернулся сюда, ведь я единственный сын и наследник, знаете ли. Перенял управление семейной казной. Я Питер Пинли-Смит. Живу недалеко от деревни.
«А этот человек старается преуменьшить свою значимость», – подумала Иден.
Семейство Пинли-Смит жило в огромном особняке на окраине деревни уже сотни лет. Иден была уверена, что этот эксцентричный мужчина – лорд Пинли-Смит, хотя он и не хотел этим щеголять. Поместью принадлежало много местной земли, а когда-то им принадлежали и вся деревня, и большая часть дохода проживающих здесь людей, который отдавали лорду и хозяевам дома. Времена изменились, но селяне до сих пор воспринимали Пинли-Смит как знать. Бабушка Иден много лет тесно дружила с отцом Питера, да и сама Иден много раз бывала в особняке на обедах.