Травоядный. Том II
Шрифт:
И снова дождь. Он всюду. Сейчас мой мир заполнен им. Тысячи капель, и каждая уникальна, объём, скорость, угол. Каждый её параметр искажает звук делает непохожим на соседнюю.
Крики с трибуны. Хриплые, хмельные, нервные, взволнованные. Каждый наполнен своей, особой эмоцией. И каждый отличается от предыдущего. Толстый, худой, высокий, низкий. Возбуждённый, азартный, отчаянный.
Звуки забираются в меня, наполняют. Я прикасаюсь к каждому. Вижу его цвет, вижу его силуэт.
Бам. Бам. Бам.
Биение. Быстрое, но не как у меня,
— Всё или нечего.
Ноги наливаются силой, я втягиваю воздух, разгоняю кислород по венам, напитываю им мышцы! Связки стягиваются, ждут команды! Каждый орган отдаёт энергию, отправляет кровь к ногам, к громадным мышцам ляшек, голеней, поясницы! Я, отталкиваюсь не открывая глаз, рука стискивает кинжал! И выбрасывает его вперёд вместе со всем телом!
Фу-у-ух.! моё тело проносится ураганным порывом! Разрезает пространство, искажает восприятие возвысившись до скоростей доступных лишь богам, неосознанных высот, где мысль остаётся далеко позади, а действие — опережает мир!
Бам. Слышу я позади. Оборачиваюсь. Вик упал на колени. Руки схватились за горло в тщетной попытке остановить кровь, избежать неминуемой смерти.
Ты хорошо бился, я едва сумел победить. Но всё же…
— Я оказался сильнее… — вырывается у меня невольно, — Спасибо, Вик!
Я поднимаю голову. Небо не желает дарить мине покой. Дождь перестал холодить. Кровь стучит в висках. Но внутри, я знаю — я убью каждого кто встанет у меня на пути.
Ба-бах! Небо рассекает молния и я вижу искажённую яростью громадную морду Сафила рвущуюся ко мне!
Я сжимаю кинжал, пальцы болят.
Но я говорю себе, богам и всем тем, кто способен меня услышать:
— Ну давай, сука.
Интерлюдия
Палуба покачивалась на волнах Синего моря, прозванного так за свой особо глубокий цвет. Мачта то и дело отклонялась то в одну, то в другую сторону, будто бесконечный маятник. Чайки кричали над парусами, всё ещё сопровождая бриг под кричащим именем «Сизая стерва». Матросы лениво выполняли свои привычные обязанности, шныряя между тросов, бочек, верёвок. День стоял солнечный, наполненный хорошим ветром, не создавая проблем.
Но в отличие от радостных морских песен, льющихся с основной палубы, и скабрезных шуток, Хорт смотрел перед собой с отсутствующим видом, сидя в тени надстройки юта на кормовой палубе. Им с сестрой пришлось заплатить неприлично много за билеты, и он вполне мог позволить себе валяться хоть на полу капитанской каюты. В его руке покачивалась разбавленная брага в ржавом стакане, и он не притрагивался к ней уже больше часа.
Сестра в это время, наверное, развлекалась с капитаном. Это была ещё одна причина, почему они плыли на этом фрегате, а не висели в петле за измену империи.
Но ему было всё равно. Вина пожирала его сердце… Она забралась в каждый уголок сознания.
— Почему я поверил ему… Как я мог… — шептал он обветренными губами. Залпом осушив стакан, он сжал его громадной волчьей ручищей, — Вик, прости меня. Я доверился этому зайцу, хотел быть как ты…
Он взглянул на свою руку, испещренную синей сеткой вен под шкурой. Сила распирала это тело, энергия будто бурная река протекала по каналам. Он стиснул кулак и с маху ударил по просмолённой доске! Та треснула, а его лицо исказилось маской боли, скорби и гнева!
— Разве эта сила стоила жизни Вика? — спросил он у себя, закрыв морду руками, она теперь была вечным напоминанием о его решении, изменившем всю его жизнь.
Миллиса рассказала ему, что случилось у Кнута: о том, что Декс с товарищами предали её, ударили в спину Вика, дабы он задержал законников, пока они сбегают. Он вспоминал её заплаканное лицо, её глаза, наполненные болью. И его сердце сжималось от мысли, что ей пришлось лично видеть смерть Вика…
— Будь ты проклят… Чёртов заяц! Если ты выжил… Если я ещё встречусь с тобой, — его лицо исказилось, обрело жестокие, хищные черты, — Я убью тебя, ублюдок!
— Тебе стоит быть осторожнее в выражениях, волк! — бросил кто-то сбоку от Хорта, и тот дёрнул головой.
Рядом стоял крепкий тигрид с длинным шрамом, рассекающим морду, проходящим поверх слепого глаза, в широкополой шляпе и льняной рубахе, подпоясанной толстым ремнём с висящей саблей. Хорт знал и как его звали, и кем он тут был: квартирмейстер Хант Одноглазый, второе лицо на корабле. Так что он аккуратно прикрыл лапой разбитую доску. Хант отвечал за всё, что происходило на корабле, судил и командовал. Он был тем самым жестоким голосом капитана, его разящей рукой и стальным кулаком!
— Думаешь меня провести? Мой один глаз как твои десять! — бросил он серьёзно, но без злобы, — За это с тебя ещё пять золотых или пять минут у столба.
— Занесу. — просто ответил Хорт.
Ему довелось видеть в первый же день на судне прилюдную порку какого-то матроса из медведидов. Громадного, с жёсткой шкурой и озлобленной опалённой мордой. Но вся спесь сошла с него после первого же удара Ханта! Его плеть рассекала плоть до костей! Крики бедолаги сотрясали мачты, а кровь залила палубу, которую он же потом и чистил.
— Кого собрался убивать? — спросил Хант, даже не смотря в сторону Хорта, наслаждаясь морем, словно оно ему не приелось за многие года.
— Не важно, — ответил Хорт, он теперь рассчитывал научиться говорить меньше, как и доверять.
— Только не у меня на судне! А то отправишься кормить рыб! — гаркнул Хант своим грубым, жёстким голосом.
— Не привык гадить там, где ем.
— Ха-ха-ха! — смех у него был булькающий, призывной. — Хорошее выражение! Запомню!
— Когда мы прибудем к землям Центрального континента? — спросил Хорт, оставив без внимания его весёлость.