Травяной венок. Том 2

Маккалоу Колин

Две пары испуганных глаз скользнули по лицу Суллы – это было в тот момент, когда он сказал, что отравит человека, который являлся его злейшим врагом. По меньшей мере это было непонятно.

Сулла собрал сенат на следующее утро и сообщил, что консулы и понтифики объявляют период feriae, во время которых никаких собраний в комиции не должно проводиться. Это вызвало лишь несколько негромких восклицаний, поскольку Гая Мария уже не было в сенате для того, чтобы возражать.

Катул Цезарь прогуливался по сенату вместе с Суллой.

–

Как осмелился Гай Марий рисковать своим местом в сенате во имя командования, которого он все равно не сможет принять? – поинтересовался он.

– Да потому что он стар и боится, а его разум уже не так ясен, как прежде и, кроме того, он хочет стать римским консулом в седьмой раз, – утомленно отвечал Сулла.

Сцевола, верховный понтифик, что шел впереди Суллы и Катула Цезаря, неожиданно бросился назад.

– Сульпиций! – вскричал Сцевола. – Он проигнорировал объявление о feriae, назвав его уловкой, придуманной сенатом, и идет теперь в собрание!

– Я представлял себе, что он сделает нечто в этом роде, – нисколько не удивился Сулла.

– Тогда в чем же смысл? – возмущенно спросил Сцевола.

– Это позволит нам объявить любой закон, который он будет обсуждать или принимать в период feriae, недействительным, – объяснил Сулла, – и в этом единственная ценность.

– Но если он примет закон, изгоняющий каждого, кто имеет долги, из сената, – заметил Катул Цезарь, – то мы уже будем не в состоянии объявить такой закон недействительным. Нам просто не удастся собрать кворум, и это будет означать, что сенат прекратит свое существование как политическая сила.

– Тогда, я полагаю, мы соберемся вместе с Титом Помпонием, Гаем Оппием и другими банкирами и устроим аннулирование всех сенаторских долгов – неофициально, разумеется.

– Мы не сможем этого сделать! – взвыл Сцевола. – Сенаторские кредиторы будут настаивать на получении своих денег, а у сенаторов их вообще нет! Ни один сенатор не занимал денег у таких респектабельных кредиторов, как Помпоний и Оппий – они слишком известны! Цензоры должны были бы знать об этом!

– Тогда я арестую Гая Мария за измену и возьму деньги из его поместий, – теперь уже Сулла выглядел угрожающе.

– О, Луций Корнелий, ты не сможешь сделать этого! – простонал Сцевола. – Этот суверенный народ просто вышвырнет нас прочь!

– Ну тогда я открою свою военную казну и заплачу все долги сената из нее, – скрипнул зубами Сулла.

– И этого ты не сможешь сделать, Луций Корнелий!

– Я чертовски утомился, рассказывая о том, чего я не могу. Вы позволите, чтобы меня разбил Сульпиций и банда легковерных глупцов, которые думают, что он аннулирует их долги? Но я не позволю этого! Пелион на вершине Оссы, Квинт Муций! И я сделаю все, что бы я ни должен был сделать!

– Фонд, – подсказал Катул Цезарь, – фонд, организованный теми из нас, у кого нет долгов, чтобы спасти тех, у кого они есть и кто стоит перед угрозой изгнания из сената.

– Чтобы собрать его, нам необходимо заглянуть в будущее, – грустно сказал Сцевола. – Это потребует, по меньшей мере, месяца.

У меня нет долгов, Квинт Лутаций, насколько я знаю, и у тебя их тоже нет. Нет их и у Луция Корнелия. Но наличных денег у меня также нет! Вообще ничего! А у тебя? Ты сможешь наскрести больше тысячи сестерциев, не продавая имущество?

– Смогу, но еле-еле, – признался Катул Цезарь.

– А я не смогу, – сказал Сулла.

– Думаю, нам удалось бы организовать такой фонд, – продолжал Сцевола, – но это потребует от нас продажи имущества. А в таком случае мы опоздаем, и те сенаторы, которые имеют долги, будут уже изгнаны. Тем не менее, как только они выберутся из долгов, цензоры смогут восстановить их в сенате.

– Неужели ты думаешь, что Сульпиций позволит сделать это? – спросил Сулла.

– Ох, я надеюсь, что мне когда-нибудь представится возможность встретить Сульпиция темной ночкой! – свирепо вздохнул Катул Цезарь. – Как он осмелился поступить так именно тогда, когда у нас нет даже фонда для ведения войны, которую мы обязаны выиграть!

– Это потому, что Публий Сульпиций умен и умеет предавать, – пояснил Сулла, – и я подозреваю, что Гай Марий поддерживает его во всем.

– Тогда они и заплатят, – заявил Катул Цезарь.

– Будь спокоен, Квинт Лутаций, и уж они-то смогут тебе заплатить, – зловеще молвил Сулла, – они все еще боятся нас. И не зря.

Между одним собранием, на котором закон только обсуждался, и другим, на котором его следовало проголосовать, должно было пройти семнадцать дней. Публий Сульпиций Руф продолжал проводить свои заседания, дни летели и близилось время ратификации закона.

За день до голосования первой пары законов Сульпиция, молодой Квинт Помпей Руф и его друзья, тоже сыновья сенаторов и всадников, приняли решение помешать Сульпицию единственным доступным для них способом – силой. Не предупредив своих отцов или магистратов, молодой Помпей Руф с товарищами собрали свыше тысячи человек самого различного возраста – от семнадцати до тридцати лет. Все они имели собственные доспехи и вооружение, поскольку еще недавно сражались против италиков. И в тот момент, когда Сульпиций руководил собранием, прилагая последние усилия для составления законопроекта первой пары своих законов, тысяча тяжеловооруженных молодых людей – представителей первого класса – ворвалась на римский форум и немедленно атаковали слушателей Сульпиция.

Это вторжение застало Суллу врасплох, и через мгновение – и он и Квинт Помпей Руф, наблюдавшие за Сульпицием с вершины сенатской лестницы, оказались окружены другими старшими сенаторами; еще через мгновение вся нижняя часть форума превратилась в поле битвы. Сулла видел юного Помпея Руфа, производящего опустошение своим мечом, а позади он слышал его отца, что-то кричащего в гневе; повернувшись, Сулла вынужден был с силой схватить Квинта Помпея Руфа за руки, чтобы тот не мог двигаться.

– Оставь, Квинт Помпей, ты ничего не сможешь сделать, – отрывисто проговорил Сулла, – теперь тебе не удастся помочь ему.