Траян. Золотой рассвет
Шрифт:
Ларций помолчал, осмысливая этот факт, потом погрозил слуге пальцем.
— Смотри, Эвтерм, ты всегда был силен в софистике, но не забывай, что никакой Христос не может избавить тебя от обязанностей верой и правдой служить Лонгам.
— Ах, Ларций, – внезапно воскликнул раб и страстно добавил. – Спаситель не только не избавил меня от долга перед людьми, в частности перед тобой и твоим отцом, но и обязал каждого из нас терпеливо нести свой крест. А забот, господин, у меня полный рот. Старый прокуратор умер, все дела Тит свалил на меня, а тут еще ребенок. За гробницей надо ухаживать. Воспитательница Бебию
— Что слышно о Сацердате? – спросил господин.
— Люди Ликормы его выследили его. Солдаты городской префектуры попытались взять его, однако он сумел уйти. По непроверенным сведениям отправился в Азию, там его следы потерялись.
Ларций в сердцах ударил крюком о ладонь.
— Так и знал, что проворонят.
— Полагаю не проворонили, а дали уйти. По крайней мере, так утверждают Порфирий и Павлин.
— Эти, наверное, рады?
— Не то слово, Ларций. Они наняли знающего человека, который специально отправился в Азию, чтобы постараться разведать о Сацердате все, что можно.
— Разумная мера, – согласился Лонг.
Некоторое время он молчал, обдумывал что-то свое, потом спросил.
— Может, тебя женить, Эвтерм?
— Не стоит, Ларций. Я, в общем-то, обхожусь…
— Зачем упрямишься! Остепенишься, мне будет спокойней. Стоит ли бегать по катакомбам, ты уже не мальчик.
Эвтерм побледнел.
— Не надо обижать меня, господин. Мы собираемся там не для блуда. Я вполне мог бы найти себе женщину, но память о Волусии удерживает меня.
У Ларция удивленно глянул на раба. Справившись с замешательством, он буркнул.
— Меня тоже.
Вновь пауза. Тишину нарушил хозяин, взглянувший прямо в глаза Эвтерму.
— Тогда скажи, ты пытался? Ну, ты понимаешь, о чем я?.. Даю слово, это останется между нами. Никаких бичеваний.
— Что ты, господин! Только в мыслях.
— Почему же в мыслях? Только не говори, что это деяние порочное, а ты у нас такой святой, такой мудрый, что в силах управлять своими желаниями.
Эвтерм смешался.
— Что ты, господин! Я никогда не считал себя мудрым. К тому же в любви к Волусии с моей стороны не было ничего порочного, ибо сказано – плодитесь и размножайтесь.
Он опустил голову, потом каким-то странным сдавленным голосом признался.
— Боялся, она посмеется надо мной. Если я попытаюсь, ну, ты, Ларций, понимаешь… Если я попытаюсь делом, силой, мольбами, она просто высмеяла бы меня. Не желая оскорбить, а вполне по–дружески. Она сказала бы – Эвтерм, я очень люблю Ларция. Этой обиды я не смог бы вынести. Сотворил бы что-нибудь с собой. Она так любила тебя, что ничего не замечала вокруг. Она как-то сказала – ты такой смешной, Эвтерм. Как же я мог осмелиться? Как мог погубить свою душу?
— Трудно совладать с душой, когда требует плоть.
— Очень трудно, господин, но я привык. Теперь мне легко. Светоч на небесах, на земле пусто, о плоти ли теперь заботиться?
Ларций покачал головой.
— Все у тебя как-то просто выходит. Неужели хватило одного упоминания, что она любит меня?
— Да, господин.
Эти слова Ларций вспомнил, когда, возвращаясь в Дакию, прикупил в крепости, возведенной на правом берегу Данувия и прикрывавшей мост через реку, молоденькую
Префект поинтересовался у работорговца–грека, невысокого, толстого, жутко бородатого и волосатого мужчины средних лет.
— Кто там, в повозках, прохвост? Кому ты оказал высокую честь добраться до Италии на колесах?
Работорговец громко рассмеялся.
— О, там сущие изюминки, префект. Спелые лиловые сливы, сладкие вишенки, наливные яблочки, сочащиеся сладостным соком груши, вкус которых способен оценить только истинный гурман и поклонник женской красоты. В повозках девственницы, все свеженькие как на подбор. Мы успели отбить их у солдат из Аполлонова легиона.
Бебий изумился.
— Ты хочешь сказать, что ты и твои подручные справились с аполлинариями, которые добрались до этих ягодок? Великие боги, ваша милость безмерна! Послушай, парень, зачем ты возишься с этими плаксами и ревами? Иди служить ко мне в кавалерию. Мне нужны храбрецы, способные отбить девственниц у римских солдат?
Торговец довольно рассмеялся.
— В армии, префект, нет того навара, который я получу за этих красоток. Верные люди шепнули, мол, в таком-то урочище можно поживиться. Есть, мол, там святилище Бендиды. Она у даков что-то вроде нашей Матери–богини, да еще, словно Юнона, заведует домашним очагом, а при святилище жрицы. Все как на подбор ягодки. Ну, мы договорились с храбрецами–аполлинариями, те нагрянули в урочище. Ну, понятно, крики, вопли, слезы. Мы подоспели вовремя, сразу предъявили свои права. Был уговор девок не трогать, а вы чем тут собираетесь заняться? Так что будьте любезны. Легионеры понятно поперли на нас – ах, вы дерьмо, нам охота и все тут! Пришлось напомнить, денежки вы, храбрые аполлинарии, успели получить? Так что будьте любезны. Ну, мы отобрали тех, кто посмазливей, остальных отдали нашим храбрецам на сутки с условием, чтобы те, как только сутки закончатся, вернули их. И ни минутой дольше.
Он вновь захохотал, потом огорченно добавил.
— К сожалению, не все, даже из красоток, успели сохранить святость, которую они должны были хранить даже ценой собственной жизни, но и тех, кого мы отбили, вполне достаточно, что получить неплохой навар.
Неожиданно Ларций приказал.
— Покажи мне их.
Торговец помрачнел, потом осознав, что спорить с такой шишкой, как Корнелий Лонг, себе дороже, поинтересовался.
— Каких, господин? Использованных или несверленных?
— Вторых.
Торговец помрачнел еще больше.
— Лонг, они дикие и вполне могут наброситься на тебя. Есть там одна, просто необъезженная дикая кошка…
— Она может покончить с собой?
Торговец озабоченно кивнул и уточнил.
— Не с собой, а с тобой.
— За меня не беспокойся, – ответил Ларций. – С нее и начни.
Они подошли к первой повозке–карпентуму, обогнули ее. Торговец развязал узлы и откинул задний полог. Пленницы отпрянули, сбились в трепещущую, вздрагивающую человеческую массу. На лицах тех, кому не повезло спрятать лицо, очертился ужас.