Требуется чудо (сборник)
Шрифт:
— Я чай поставлю. Чай вам можно?
— Можно, — не поворачиваясь, подтвердил Свен.
Зойка отправилась на кухню, размышляя по пути, почему ей в последнее время везет на Свенов. Другие за всю жизнь ни одного Свена не встретят, а она вон сразу двоих, если считать алкаша официанта. Тот, как мы помним, тоже шведом не был…
Не пожадничала, разорилась, заварила «Липтон» из дареной английской жестянки. Подумала: жрать он, наверно, хочет. Слепила пару бутербродов с дефицитной салями, помыла единственный помидор — больше ничего в холодильнике не отыскалось. Да и откуда бы? Жизнь
Мужик Свен как лежал, так и лежал. То ли спал, то ли телепатировал полегоньку. Зойка встала у дивана этакой шоколадницей с картины Лиотара и послала Свену мощную телепатему: мол, просыпайся, просыпайтесь, мол, я расстаралась, мол, поесть тебе, вам принесла. Свен на посыл не отреагировал. Тогда Зойка поставила поднос на журнальный столик и внаглую потрясла Свена за плечо. Он, похоже, и впрямь спал, поскольку от тряски дернулся, резко сел и глупо спросил:
— Что?
На сей раз открыты были оба глаза, и смотрели они на Зойку довольно-таки испуганно. Зойка машинально — женщина! — отметила, что глаза у него по-шведски голубые. Может, врет, что не швед?..
— Просыпайтесь, — повторила она вслух свою телепатему. — Я принесла чай и бутерброды.
— Спасибо. — Свен опустил ноги на пол, уселся ровненько, руки на колени положил — ну прямо пионер—всем—детям—пример. — Я есть не буду.
— Как так?
— Мне не надо.
— Это еще почему? — возмутилась Зойка. Возмутилась она тем, что труд ее бескорыстный пропадал даром. А вслух возмущение объяснила иначе: — Вы потеряли много сил, вам надо чуть-чуть подкрепиться. Надо.
— Не надо. Мне нельзя. Только вода. Чай. — Все ровненько, без эмоций. Больной?..
— Диета?
— Что есть диета?
Точно, больной.
— Это когда нельзя есть то, что есть нельзя. Но очень хочется.
— Мне не хочется. — Похоже, он получше себя чувствовал. Говорил вот отлично. — Не уговаривайте. Я все равно буду отказывать.
И говорил-то безо всякого акцента, а предложения строил не очень по-русски. Может, тоже эстонец, мельком подумала Зойка, как тот Свен? Или литовец?.. И устыдилась: какая разница? Да хоть папуас. Другое дело, что какой-то он… какой?.. непонятный, вот какой, больной — не больной, псих — не псих, ест — не ест, жидкость ему подавай, что-то не то. А вдруг он шпион? Или круче: инопланетянин?..
Что на уме — то на языке:
— Свен, а вы не шпион? Или вы с летающей тарелки, инопланетянин, extra-terrestrial?
Ну конечно же она не всерьез, конечно же она схохмила, little конечно же joke, sir, не более того — надо ж как-то расшевелить истукана, сидит сиднем, глазами ее сверлит-колет-буравит, страшно аж жуть. Пусть улыбнется, ведь умеет же он улыбаться. Наверно… А Свен не улыбнулся. Скорей испугался. Зойка уловила его испуг то ли пресловутым шестым, то ли сто шестым чувством и тоже испугалась, чего — сама не ведая.
— Я ж пошутила, — на всякий случай объяснила она, отмазалась, есть такой милый термин.
Но Свен на отмазку
— Вы угадали.
— Что угадала? — Испуг легко пролетел, а его незаконное место тотчас заняла стерва злость: на Свена, идиотствующего почем зря, на себя — дуру бабу, приволокшую этого клоуна-соблазнителя в квартиру, на работу свою бешеную, заставляющую порядочную женщину черт-те когда поздно возвращаться домой. — Что, блин, угадала? Что шпион? Так это ж голому ежу ясно! — Опять Художественный театр попер, помноженный на упомянутую злость. — И не отпирайся! Я сейчас на Лубянку позвоню, за тобой приедут, колись с ходу. Запишут как явку с повинной, на суде учтут… — несла что ни попадя, сама себя накачивала по системе К. С. Станиславского, потому что решила: Свена этого мороженого надо гнать в три шеи, нет — в четыре, в десять шей, пока он не полез к ней с глупостями приставать или не слямзил из дому чего-нибудь высокоценного. Но выгнать так просто — этого Зойка не умела, поэтому и заводилась, как каратист перед схваткой — ууоохха! Или что-то вроде.
Свен, несколько ошарашенный неожиданной атакой, на секунду выполз из своего коллапса и мирно, вполне по-русски, спросил:
— Вы чего?
— А ничего, блин! — разорялась Зойка, не покидая, однако, глубокого кресла, диванного родственника, куда забралась с ногами и откуда, в случае сексуальных посягательств, ногами же могла отбиться. — Я-то ничего, блин, а вот ты чего? Вот чего, швед, полежал, посидел, пора и честь знать. Вали отсюда по холодку. Мне завтра на службу к девяти…
— Конечно-конечно, я уйду, спасибо, — быстро и безропотно сказал Свен, нашарил у дивана свои сандалики, встал. — Извините. Я понимаю. Я пошел. Да?
— Всего вам доброго, — благовоспитанно попрощалась Зойка. — Не стоит благодарности…
Злость канула так же скоро, как и набежала. Свена стало жаль, но менять решения на скаку — это, считала Зойка, ниже ее высокого женского достоинства. Да и к чему менять? Пусть себе идет. Завтра и вправду рано вставать…
Свен пошел к выходу, шлепая и шмыгая незастегнутыми сандалиями, уже у двери обернулся, заявил:
— Вы хороший человек, Зоя. Добрый. Зря вы себя другой придумываете это больно. А я не шпион, я не знаю такого слова. Я еще не все ваши слова знаю, но буду очень скоро знать все. Вы правы, я — инопланетянин. И прибыл к вам меньше часа назад по вашему времени.
— Ага, — подтвердила Зойка, не покидая кресла по-прежнему: мало ли что… — Тарелка присела на Шереметьевской возле церкви Нечаянной Радости. И вся Нечаянная Радость — мне одной. Спасибочки…
— Тарелка?.. Это как?.. Да, я помню… Unknown flying object. Так, кажется, в научной литературе?.. — Выходит, он не только русский «будет скоро знать», выходит, он и английский по научной литературе помаленьку прикидывает. — Нет, я прибыл иначе.
— Нуль-транспортировка? Телепортация? — Зойка была фантастически подкована. В том смысле, что знала фантастику.
— Как вы сказали?.. Нуль-транспортировка? Хороший термин. Да, похоже.
И с этими прощальными словами он дверь открыл и вышел в никуда. Стихи.