Требуется невеста, или охота на светлую

Чернованова Валерия Михайловна

— Хороший совет, но не уверена, что смогу ему следовать.

Только не когда рядом отирается столько Тёмных.

— Всё, иди, — шутливо подталкивает меня к выходу Дина.

В последний раз поцеловав своё сокровище в щёчку, выхожу в коридор, не переставая повторять как мантру: я буду в маске, а значит, в безопасности.

На подлёте к резиденции Кинто Гальярдо у меня появляется идея, а почему бы не ввести такое понятие, как «передозировка роскошью»? Кажется, ещё немного, и мне реально станет плохо.

Нет, я нисколько не завидую миллионерам Грассоры, просто от вида всех этих особняков,

вилл и дворцов, если честно, уже начинает тошнить. Здесь, в Аликантаре, никак не получается отделаться от ощущения, словно я вернулась в прошлое, с которым навсегда порвала.

Из которого когда-то бежала, поклявшись больше никогда к нему не возвращаться.

Последние полтора года в нашей маленькой съёмной квартире я действительно была счастлива. Если бы не приступы Литы, всё вообще было бы идеально.

Машинами пестрят и дороги, ведущие к вилле, и её плоские крыши. Огромное светлое здание, словно зелёная рама, обрамляют пышные пальмы. Здесь несколько бассейнов, бесчисленное множество террас, огромный сад и тьма тьмущая гостей.

Странно, но последнее помогает успокоиться и вспомнить, что, чтобы жить, мне нужно дышать. В такой толпе легко затеряться, превратиться в невидимку для окружающих.

Это-то мне и надо.

— Пойдём, найдём Фелисию, — выйдя из аэрокара, говорит Оли и увлекает меня за собой к дому.

К нему ведёт мощёная дорога, состоящая из множества порожков. Серой лентой она огибает фонтан и бежит дальше, к свету широких панорамных окон, к разряженным приглашённым.

Солнце уже почти растаяло за линией моря. Розовая дымка сумерек постепенно темнеет, становясь насыщенно-фиолетовой. Точно такого же цвета платье у Оли: облегающее и короткое, если не считать шлейфа из жёсткого фатина, негромко шуршащего по дорожке.

— Видишь вон там, — младшая Сольт подхватывает меня под руку. — Это Кинто Гальярдо. Они с Гаранором давние приятели. Часто играют вместе в кроппер, посещают одни и те же закрытые клубы для Тёмных.

— Звучит так, будто они являются членами одной секты, — нервно хихикаю я, а Оли пожимает плечами.

— Может, и секты. Кто их знает, чем они там в этих своих клубах занимаются… Я как-то пыталась подопрашивать Ксанора, но он так и не раскололся.

— А что же сонор Хорос?

— Шутишь, что ли? — фыркает Оли. — Я к нему с такими вопросами ни за что не сунусь. В иные моменты я его вообще побаиваюсь.

Значит, не одна я так реагирую на Гаранора. Это радует.

Кинто Гальярдо — представительный мужчина. Высокий, широкоплечий, смуглый. Чёрные волосы зачёсаны назад, лицо, не скрытое маской, кажется несколько грубым, как будто у наспех высеченной из камня скульптуры. Крупный нос, широкие скулы, жёсткая линия губ.

Долго я не позволяю себе на него пялиться. Не хватало ещё, чтобы Тёмный почувствовал мой взгляд. К тому же к хозяину вечера подходит старший Хорос, и я спешу отвернуться. Успеваю только заметить, что Гаранор тоже не стал заморачиваться с маской, а Фелисия, которая его сопровождает, чудо как хороша в струящемся кремовом платье.

— А вот и она! — Оли тоже её замечает и снова принимается меня тянуть, чтобы обойти бассейн и присоединиться к высшим и старшей сестре.

К счастью, её окликает какая-то девушка

в бриллиантах, и Сольт оборачивается. Воспользовавшись возможностью, я спешу ретироваться, чтобы избежать угрозы общения с Гальярдо и Хоросом, ну и ещё потому, что совсем близко какая-то журналистка самозабвенно фотографирует всех, кто попадается ей на глаза. А это как раз то, чего мне следует избегать. Поэтому я спешу убраться в дом к фуршетным столам. Что там советовала мне Дина? Наслаждаться вкусной едой? Что ж, попробую.

Не знаю, сколько здесь Тёмных, увы, я их не чувствую. Зато они чувствуют меня, потому что я ощущаю на себе их липкие взгляды и очень жалею, что на мне всего лишь маска, а не какой-нибудь скафандр.

Интересно, где же Ксанор? Может, попробовать его найти? Чтобы его величество потом не выговаривали мне, что я увиливаю от своих непрямых обязанностей и избегаю его брата.

Решив сначала всё-таки подкрепиться, вооружаюсь тарелкой и сосредотачиваю всё своё внимание на угощениях. Жена Гальярдо тем временем приветствует гостей. Её голос доносится с террасы, нависающей над просторной площадкой, где и сосредоточилась большая часть приглашённых.

Поняв, что с аппетитом у меня сегодня совсем всё плохо, отставляю тарелку, меняя её на бокал с вином, и возвращаюсь на улицу, чтобы смешаться с гостями, обратившими свои взгляды на сонору Гальярдо.

— …А открыть наш вечер я бы хотела ярким, экзотическим выступлением. Приветствую вас всех в нашем доме, господа, и предлагаю насладиться утончённой красотой, грацией и нежностью с привкусом чувственной страсти!

По толпе прокатывается волна шёпота, когда воздух над бассейном начинает густеть, собираясь в клубы тьмы. А когда та рассеивается, взглядам собравшихся открывается удерживаемая магией в воздухе клетка.

В ней, за стальными прутьями, спрятав лицо в коленях и грациозно вскинув руки, сидит девушка. На ней почти нет одежды, а то, что есть, обтекает стройную фигуру серебряным ажурным рисунком. Нити серебра проскальзывают и в светлых волосах, и в том, что вызывает среди гостей наибольший ажиотаж, — серебро струится по тонким полупрозрачным крыльям Светлой.

В клетке над бассейном находится фея.

С первыми робкими аккордами нежной мелодии девушка как будто оживает. Вздрагивают, раскрываясь, крылья, скользят по воздуху изящные кисти. Танцовщица плавно поднимается с колен, проводя по прутьям клетки тонкими пальчиками. Взмах крыльев, чувственный прогиб в спине, и я замечаю, как темнеет взгляд стоящего рядом охотника. Я не вижу выражения лица незнакомца — его надёжно скрывает маска, но чувствую исходящее от него вожделение. Похоть, всколыхнувшуюся при виде девушки.

А ведь ей на вид не дашь и шестнадцати.

Музыка нарастает, звучит всё громче. Чувственные движения танцовщицы становятся всё более откровенными. Полупрозрачная ткань, словно вторая кожа, переливается в свете огней, подчёркивая каждую выпуклость и каждый изгиб на её хрупком теле.

Вот она распахивает дверцу клетки и, выбравшись из неё, под восторженные вздохи низших начинает парить. Плавно скользит по воздуху, то почти касаясь глянца воды, в которой отражаются вечерние огни, то снова возвращаясь к своей импровизированной тюрьме.